[Bagirka]

Как угодно называли меня за мои 38 лет, но только не метросексуалом. Чего это она вдруг? А впрочем, она не назвала меня так, - она просто сказала, что не любит красавчиков-метросексуалов. Не следует брать на себя всякое замечание ветреной леди. Не помню, когда я последний раз был настолько воодушевлен общением с женщиной, - да и был ли! И не совсем понимаю, для чего я вообще сунулся к ней. Это был минутный порыв, о котором я, возможно, пожалею. Или уже жалею?

Ай-Си-Кью – это главный в нашей корпорации и единственно разрешенный инструмент общения - официального и неофициального – так уж повелось с самого основания нашей фирмы. Не хотелось бы думать, что я когда-нибудь обозлюсь на эту ни в чем не повинную болталку за то, что в один прекрасный день некая дамочка, в поисках своего родственника, - моего тезки и однофамильца – наткнулась на меня. Да и в чем виновата болталка, если я сам, по какому-то необъяснимому наваждению, решил вдруг продолжить общение с этой особой. Кажется, тогда было затишье в офисе, - в этом причина. Или же в том, что Шэннон в тот день не особо докучала мне, и у меня было больше свободного времени. Не знаю, но что-то наверняка побудило меня парировать Агнессе (так ее зовут), когда она, поняв что обозналась, сперва извинилась, а потом отпустила дерзкую фразу о том, что непременно бы продолжила знакомство с таким красавчиком как я, если бы мне было больше сорока лет, объяснив свою позицию тем, что мужчины моложе сорока – сосунки в ее глазах. Помню, что я, - понятия не имея ни о ее внешности, ни о ее возрасте, ни о чем-либо еще, - так как ее аккаунт на Ай-Си-Кью был на редкость безликим, - по прочтении этого ее послания почему-то ощутил прилив крови к голове и страстное желание непременно подцепить ее. Что-то в стиле ее общения, а может быть просто в необъяснимых вибрациях, исходивших от нее, - давало мне твердую уверенность в ее несомненной женской привлекательности.

«Если подождать год с четвертью, то проблема возраста разрешится сама собой, но, к твоему великому несчастью, я не отношу себя к особо терпеливым малым, и посему настаиваю на переговорах прямо сейчас». Отправив это сообщение, я почти физически ощутил ее громкий смех. Я был почему-то уверен, что она сейчас хохочет. «К твоему великому несчастью, я, возможно, прощу тебе твою недостачу в год с четвертью», - высветилось в моем окошке. Теперь я уверен, что в ее устах эта передразнивающая фраза звучала на полном серьезе, в то время как я, разумеется просто шутил по поводу «великого несчастья». По прошествии трех месяцев после нашего знакомства я действительно ощущаю себя глубоко несчастным, разбитым и опустошенным, и если бы не она, то вся моя глупая драма с Шеннон не казалась бы мне столь удручающей и неуместной. Я бы наверняка смирился с ситуацией и, возможно, попытался бы получить от нее удовольствие. Хотя и говорят, что не следует входить дважды в одну реку, или невозможно наступить снова на те же грабли... то ли говорят наоборот, неважно – но Шэннон в конце концов мать моих троих детей, и, в конце концов, это я поволок ее в постель через год после развода, когда увидел, как она похорошела, похудев и приодевшись. Да-да, мне даже пришлось ее уговаривать. Но думал ли я, что она залетит? Тем более, она уверяла меня, что на таблетках.

Агнесса говорила, что Шэннон наверняка все подстроила, но важно ли это теперь? Она одна, у нее трое моих малышей на руках, а теперь еще эта беременность. Она тогда привезла мне детей на выходные, как обычно. Мы договорились, что всякий раз как ее будут вызывать на работу по выходным, дети будут у меня. А вызывали ее, как оказалось, не реже двух раз в месяц, а иногда и чаще. Так что я был вполне доволен количеством времени, которое мог проводить с детьми.

Мне собственно еле хватало времени на все остальное. Баскетбол пришлось забросить, и через пару месяцев я, любитель шоколадного печенья, ванильного мороженого и бутылки пива перед вечерним телеэкраном, обзавелся премиленьким брюшком. Да-да, - я не считаю, что оно меня сколько-нибудь портит, потому что девчонки как липли так и липнут. Не знаю – и не хотел бы когда-либо узнать, - каково приходится ребятам, которым не так повезло с внешностью. Что им приходится придумывать, какие предпринимать уловки, на какие идти разорения, чтобы привлечь более-менее приятную девчонку. Передо мной никогда не стояло задачи привлечь девчонку. Но, к сожалению, это обстоятельство создавало кучу других задач, главные из которых – выбор и отторжение. Вот в чем я никогда не преуспевал, так это в умении отказывать. Откуда во мне эта удивительная доброта, хотел бы я знать.

«Ты считаешь своей личной заслугой то, что природа дала тебе такую мордашку? – пишет Агнесса, - Ты думаешь, что ты легко и свободно получаешь все что хочешь? А ведь девчонки принимают твердое решение заполучить тебя в постель задолго до того как ты узнаешь об их существовании». И куча смайликов. Никогда не думал об этом, но, возможно, она права. «Значит, по-твоему, я не более чем счастливый идиот, на которого девушки слетаются как бабочки?», - наигранно возмущаюсь я. «Ты хорош собой, Стэн, причем особым образом!», - объясняет Агнесса. «Это как же?» - недоумеваю я. И тут она выдает то, о чем мне никто не говорил – никогда! – за всю мою жизнь и за весь мой опыт общения с женщинами. «Ты - малыш. Ты не герой-любовник. Ты не роковой злодей. Ты не добрый друг, – ты просто – малыш. Посмотри на себя в зеркало!».

Зная, что неизменно привлекаю всех женщин от мала до велика, я никогда не задумывался о природе этого явления, а она, по словам Агнессы, крылась лишь в неистребимом материнском инстинкте, который существует у женщин любого возраста и вне зависимости от того, рожали они или нет. Близко расположенные, глубоко посаженные глаза, по словам Агнессы, делают выражение моего лица удивительно невинным и даже жалким. А то, что они, как она говорит, мерцают васильковым любопытством, лишь дополняет картину. Кроме того, - объясняет она, поскольку глаза у меня не большие, то зрачки занимают почти весь разрез, и это создает особое младенческое очарование. Мне нравится читать, как она описывает меня. Я все время хочу спросить, не художник ли она, но как-то не удается, - приходится отвлекаться на что-то другое. «А еще я люблю твой ротик, – продолжает она: - он такой вытянутый, капризно поджатый, - даже когда ты слегка улыбаешься, - а как он аппетитно врезается в щечки! Ты мой малыш!»...

Черт побери, как же я хочу с ней увидеться! Мы уже исписались в общении страниц на пятьсот! Уверен, что и ей не терпится, наконец, увидеть меня вживую. Мы живем в разных городах, - в двух часах езды. Оба работаем, оба родители. Правда, ее дети взрослее моих, - я начал обзаводиться потомством в тридцать два года. Никак не получается нам привести в соответствие свои графики, чтобы, наконец, встретиться – то ли в моем городе, то ли в ее. Она настаивает, чтобы первым визитером был я, потому что я - мужчина. Ну что ж, я согласен, есть резон в ее аргументе, - даже для моего американского мозга.

Продолжение следует

[Bagirka]

- Сколько тебе нужно времени для раздумий? – кричит в трубку Шэннон, - Все, что я сказала тебе – это правда, я не изменю своего решения!

Только не сейчас, Господи! Что за удивительная способность звонить в самые яркие моменты моего общения с Агнессой! Она только что назвала меня своим принцем, а я ее – испуганным котенком.
- Испуганный? Но почему?
- А вот так. Есть у твоего принца кое-какие бзики.
- Не понимаю...
- Меня возбуждает мысль о том, что ты дрожишь и трепещешь в моих руках.
- Ты серьезно, мой Принц?
- У каждого свои фантазии. Ты ведь ужасно боишься, что я рассержусь на тебя, не так ли?
- Да нет же!
- Котенок!!! Я сказал тебе, что ты ужасно меня боишься, и если это не так, то ты знаешь, что бывает с непослушными котятами!
- Ха-ха-ха, да нет же, я не знаю!
- Ну, тешь себя иллюзиями, а когда окажешься в моих руках, я сам получу удовольствие от того, как ты из язвительного и дерзкого котенка, превращаешься в котенка несчастного и послушного.
- Ты не пробовал обсуждать это со специалистом?
- Ха-ха-ха! А еще я научу тебя кланяться и говорить «да, мой принц»!
- Послушай, ты идиот? В чем дело?
- А сейчас, я полагаю, котенок заработал себе хороший шлепок моей старой пыльной тапкой!
- Я, пожалуй, пойду...
- Но ты все равно вернешься рано или поздно. Общение со мной вызывает болезненное привыкание.
- Увидим.

- Шэннон, тебе не кажется, что ты ставишь абсурдные условия?
- Подумай и реши, дорогой. Я не настаиваю ни на чем. Я только даю тебе выбор. Либо ты переезжаешь ко мне, либо я с детьми переезжаю в Миссури.
- Шэннон, это шантаж.
- Я так не думаю. Попробовал бы сам забеременеть с тремя детьми на руках. Я не могу жить одна. А если я до сих пор не переехала к семье в Миссури, то лишь из-за тебя. Если же ты не вернешься ко мне, то мне тут нечего делать.
- Ты ведь знаешь, я не хочу этого...
- Чего ты не хочешь? Жить со мной? Или моего с детьми отъезда?
- Я не хочу ни того, ни другого.
- Извини. Но тебе придется выбрать. И как можно скорее.

Что говорит в ней? Неужели это любовь ко мне? Мы прожили восемь лет вместе, но это были годы постоянных скандалов и ссор. Родители и друзья предупреждали меня, что латины темпераментны, и различия в нашем образе мыслей может быть поводом для непонимания. Но я почему-то решил, что смогу управлять Шэннон. И потом, мне нравилось, что она, будучи мексиканкой, носит такое имя. Мне казалось, что это как-то влияет на темперамент и на менталитет. Сам я не из крикунов, - если только меня не довести. Впрочем, все, что касается срывов, приходилось на годы брака. Нет, были, конечно, замечательные моменты, но в основном это была борьба.

- И ты при этом завел троих детей? Одного за другим! – недоумевала Агнесса.
- Это было надеждой на лучшее.
- Глупость это, а не надежда!
- Но по ее понятиям, в браке нельзя предохраняться! Надеюсь, не следует продолжать, что об абортах речи вообще не может быть! Она так религиозна.
- Принц, прекрати сейчас же говорить о своей бывшей. Мне все это неинтересно. Единственное, чего я хочу – это иногда видеть тебя и быть с тобой.
- Я тоже хочу этого, котенок! Но ты ведь видишь, в какой я сейчас ситуации... Ты должна быть очень мила со мной.
- Ну, если быть очень-очень милой, то возвращайся-ка ты к своей бывшей, дождитесь своего четвертого отпрыска и живите долго и счастливо. Можете завести еще семерых, - в конце концов, белая раса на грани вымирания, так что ты делаешь все правильно.
- Ха-ха-ха, котенок! Ты права. Я обязан вкладываться в белую расу, но, поскольку моя бывшая не белая, то мой вклад оценивается пока что только в полтора ребенка!
- Ты серьезно?
- Что она не белая? Да.
- Я умираю, мой Принц! Ну может быть, она хотя бы азиатка?
- Нет. А тебе-то что за дело, если ты сама не белая? Или я не прав? Я просто не уверен, к какой расе относятся армяне.
- Значит, задай поиск и посмотри. Так она у тебя чикана?
- Да. Или латина, или хиспаник, - как тебе будет угодно.
- Ну что ж, тогда все не так ужасно... я имею в виду с точки зрения твоего вклада в выживание белой расы.
- Ты, наверное, когда «умирала» - решила, что она черная?
- Да, было дело.
- Глупый котенок! И что же ты имеешь против черных?..

Агнесса не ведет дневников. Но у нее есть две хорошие подруги, которые обычно в курсе почти всех ее дел.
- Я теперь понимаю, что жизнь, которая казалась прекрасной, почти идеальной, - может в один день стать серой и неполноценной, хотя в ней вроде бы все как и прежде.
- Это старая история, Несс, и называется она «беситься с жиру». – Заметила подруга Лена, - Мало того, что у тебя есть Давид, - такой красивый и интересный... - вы ведь вместе уже почти семь лет! – мало того, что он соответствует всем твоим критериям и понятиям, - тебе еще, оказывается, нужно что-то на стороне?
- Я никогда не думала, что так может быть, но это действительно так!
- Ты влюбилась?
- Ну что ты, нет... просто Стэн – он как красивая игрушка, которую я непременно хочу заполучить. Ты ведь видела его фотографии, - разве он не чудо природы?
- Это эгоизм или просто похоть? У тебя ведь есть человек рядом!
- Вот видишь, значит, не всегда правда то, что достаточно иметь человека рядом. Это скорее компромисс. Смирение. Я так не могу.
- Миллионы замужних женщин живут так.
- Да, и, возможно, многие из них уверены, что это предел, вершина счастья. Но я, слава Богу, была замужем, причем по большой любви, но, увы, мнe так не казалось, да и теперь не кажется.
- Знаешь, как это называется?
- Знаю, как это называют ханжи, но и знаю, как это называется на самом деле.
- «На самом деле»! Ну и как же это «на самом деле» называется?
- Свободой, Ленка! Простое такое слово.
- Все бы хорошо, если бы это не касалось чужих чувств и душевного состояния.
- Да, тут ты права. Это ужасно всё портит! А все эгоизм человеческий...

Потом она хитро покосилась на обеих подруг, - вначале на веселую блондинку Лену, затем на загадочную брюнетку Аню, и вдруг выпалила:
- Знаете что? Мне надоело с ним переписываться и впадать в стресс каждые выходные, из-за того, что снова не получится увидеться.
- Что ты сделаешь? – спросила Лена, выждав паузу.
- Напишу ему, что у меня есть дела в его городе посреди недели. И что нет особых дел на другой день. Как думаете, - сработает?
- Ты сможешь вырваться посреди недели? – засомневалась Аня.
- Ну, с моим сравнительно гибким графиком это вполне можно устроить.
- Ну что ж, увидишь, наконец, какой он на самом деле, - вздохнула Аня, - потому что мне лично кажется, что он, если бы действительно так сильно хотел тебя увидеть, то давно бы нашел возможность приехать первым.
- Аня, ты хоть представляешь, что тут значит иметь троих детей, бывшую-истеричку, работать, ходить по спорт-барам, и по всяким там дружеским вечеринкам, да еще и с девчонками встречаться!.. – потрясает руками Лена.
- Да! - вставляет Агнесса, - А девчонок у него наверняка не сосчитать, если учесть, какой он хорошенький и при этом безотказный. Так что поверь мне, сам он в такую даль за этим делом не поедет.
- Вот как! Значит, ты готова считать, что являешься для него не более чем сексуальным объектом? – усмехается Аня, - а сама ты к нему - за этим делом готова поехать! Как же это так?
- А это так, потому что он мужчина, и он ленив. Да и девчонок у него там большой выбор. А у меня что? Один Давид?
- Ну, поклонников-то у тебя много, Нэсси, мягко заметила Лена.
- Не таких красавчиков, Лена. Ты ведь знаешь, я либо с самым-самым, либо лучше ни с кем.

Почему я так люблю детей? Почему при одной только мысли об их отъезде меня всего передергивает, и сердце готово остановиться? Миллионы мужчин живут вдали от своих детишек, и как-то не выглядят такими уж несчастными, каким себе представляюсь я, воображая, что Шэннон переедет с ними в Миссури. Раздумывая над поставленным мне ультиматумом и воображая всю эту ситуацию с возможным отъездом Шэннон, я раз за разом прихожу к мысли, что котенок мог бы мне помочь пережить разлуку с детьми, - пусть это даже звучит и дико, и странно. Я не хочу жить с Шэннон, даже ради детей. Но я обожаю своих детей и не хочу, чтобы она увозила их в такую даль. Но если котенок действительно такова, как я ее себе представляю, то она наверняка могла бы мне помочь, и это ощущение у меня усиливается с каждым днем и с каждым сеансом нашего общения. Вот если бы я в реале понравился ей настолько же, как на фотографиях! Впрочем, мне всегда говорили, что я выгляжу лучше, чем на фото, так что, думаю, беспокоиться не о чем. А вот она... наверняка понравится мне, я почти в этом не сомневаюсь. Моя слабость – это женщины с темными волосами, умными, но при этом женственными лицами и изгибистыми формами. Я пока не знаю, как пахнут ее руки, ее кожа, ее дыхание. Не слышал, как звучит ее голос... Но никогда прежде мне не приходилось ошибаться в восприятии фотографии. Если мне нравится изображение, то я всегда и практически безошибочно уверен в том, что по всем химическим вопросам проблем не будет.

Продолжение следует

[Alexey]

Багир, скажи честно,ты это с моей жизни пишешь? :unsure:

[Bagirka]

Лексус, по-видимому, счас эпидемия таких жизней.....:bs:

[Bagirka]

Агнесса, кажется, теперь попросту живет общением со своим Принцем. В рабочие часы, когда он обычно онлайн, она не отходит от компьютера. Каждый его ответ – а они приходят не сразу, – создает для нее отдельный мир радости и счастья. Она не может объяснить, что именно ей нужно от этого знакомства, - но она теперь не может прожить без него ни дня. Выходные дни стали пыткой для нее. Принц - он то ли со своими детьми, то ли еще по каким-то одному Богу ведомым делам, а она – либо по хозяйству, либо принимает в гостях своего бойфренда, либо – чаще - и то и другое. Ни один штрих, ни одна деталь в образе Давида не могут быть подвержены сомнению для ее ума. Он почти идеален. Но сердце ее как-то странно погасло по отношению к человеку, который делал ее счастливой долгие годы. Этот голос, эти глаза, эти жесты, эти шутки, - все, что умиляло и восторгало ее, так еще недавно заставляя с визгом кидаться на шею возлюбленному и звонко целовать его, - как это могло измениться? А еще точнее, – как это может – ни в чем не изменившись, - причинять такую глубокую и острую боль? Что именно происходит? Она часто спрашивает себя, что ей нужно от отношений с Принцем. Мысль о замужестве вызывает лишь кривую усмешку презрительности на ее лице. Его биография никак не располагает к этому, не говоря уже о ее устоявшейся многолетней привычке жить самостоятельно. Встречаться время от времени – вот что она допускала с наибольшей вероятностью, - но устроит ли это Принца? И потом, куда девать Давида? Ей не хочется его потерять. Но она знает точно, что измены Давид ей не простит. Несмотря на все свои достоинства, Давид имел один недостаток, который в общем не был особо заметным в обычных ситуациях, но в случае измены мог проявиться во всей красе. И недостаток этот – обидчивость. Если Агнессе ранее удавалось легко и играючи, лаской и юмором выправлять положение, ставшее результатом Давидовой обидчивости, то в случае измены она вряд ли преуспеет в таком деле. Он ее попросту не поймет. А если и поймет, то никогда в этом не признается даже себе. Южный менталитет. С русским или с американцем она еще могла бы допустить успех в таком деле, но с армянином – никак.

- Снова ты мне звонишь и мешаешь работать, дурашка? – обычное его приветствие, когда она отвечает на его звонок.

- Ну и что же? Хочу и звоню, - устало выдыхает Агнесса, которой теперь немного утомительны эти шутки.

- Как дела? Что делаешь?

- Ничего особенного...

Удивительно, до чего бесчувственными и самоуверенными могут быть иногда мужчины. Неужели у него нет ощущения ее отстраненности и безразличия? Давид, как обычно, стал приводить ей ежедневный устный отчет обо всех своих сегодняшних делах, - по дому, по работе, по друзьям-товарищам, а Агнесса, почти не слушая его и лишь мыча в трубку время от времени, пыталась разобраться в своих ощущениях в поисках ответа на вопрос: почему она всегда считала идеальным качество мужчины вот так, - с юмором, выразительно и живописно рассказывать про все свои сегодняшние дела, и почему сейчас эта привычка кажется ей, мягко говоря, утомительной. А впрочем, если бы Принц стал так же подробно и искренне, с безграничным доверием описывать ей свой день, - вряд ли бы это показалось ей скучным. Чему удивляться? Принц – это новизна, это вызов, это страсть. А Давид – это обыденность, пусть и замечательная, но весьма предсказуемая. Все просто до безобразия, но при этом уникально сложно и практически безвыходно.

- Ты бывала у них?

- Где? – встрепенулась Агнесса.

- Что «где»? Ты слушаешь меня? – недоумевает Давид.

Агнесса мучительно пытается воспроизвести в памяти «звуковую дорожку» за последние десять секунд, но обнаруживает, что на самом деле она была слишком занята своими теперь уже постоянными мыслями о Принце.

- А, ну да, конечно, я у них бывала.

- Вот и я теперь у них побываю. То есть, мы с тобой вместе поедем.

- Конечно, это здорово, - откликнулась она, заметив про себя, что, хотя она понятия не имеет, где она бывала и к кому им придется вместе ехать, - на этот раз вроде «пронесло».

Продолжение следует

[Khristina]

интересно интересно...:)

[Arega]

Bagirka (23 May 2011 - 06:48 AM) писал:

Лексус, по-видимому, счас эпидемия таких жизней.....:bs:

ох и не говори...чтоб ему пусто было, этому интернету. :blink:

[Bagirka]

Как сказала одна моя пожилая родственница, скучающая по разъехавшимся по всему миру детям и внукам (отзываясь о скайпе и о его возможностях) - "Кто придумал этот Интернет - дай Бог ему здоровья!"..... :)))

[Bagirka]

Арминэ работает в Штатах вот уже четвертый год, успешно продлевая визу. Она прекрасно зарекомендовала себя как офисный работник в организации по национальным вопросам в диаспоре, и даже сумела слегка продвинуться по карьерной лестнице. При первом же взгляде на эту белокожую, низкорослую, слегка плотного телосложения, но при этом весьма ладненькую пышноволосую шатенку с голубыми глазами и слишком уж явно прооперированным носом, можно было понять, что это бывшая отличница и большая скромница, эдакая «домашняя девочка», которая не сделает ни шагу, не посоветовавшись с мамой. Она выросла в том же ереванском подъезде в доме на проспекте Комитаса, где жили родители Давида, да и он сам, до переезда в Америку. Арминэ скоро тридцать, и она была совсем еще девочкой, когда Давид уезжал по призыву в Советскую тогда еще Армию в разгар перестройки. Но именно с того дня она и не может никак разлюбить его. Одному Богу известно, как ей удалось добиться американской визы с приглашением на работу, но для всех, кто был близко знаком с ее семьей, не было ничего странного в том, что она этого добилась. Во-первых, она действительно очень прилежная, старательная и способная девочка. Во-вторых, только слепой мог не видеть, как она неравнодушна к Давиду. Неизменное дежурство на балконе в часы, когда Давид шел на работу или с работы, строго определенное время, когда она бежит за почтой или с помойным ведром, а также громкие рыдания и нескрываемая досада все те дни, пока Давид был обручен и до самой его свадьбы, после которой он переехал в отдельную квартиру, - все это было слишком очевидным.

Впрочем, верно прожив с милой, но довольно простоватой женой около года, Давид не смог далее сдерживаться и пустился во все тяжкие. Яркая, нетипичная для армянина внешность, высокий рост, стать и холеность изрядно поспособствовали тому, что у Давида появилось немало воздыхательниц как на работе, так и среди знакомых продавщиц, парикмахерш и бывших соучениц по школе и по политехническому. Арминэ к тому моменту была все еще угловатым ребенком с крупным носом и пытливыми глазами. Ходят слухи, что именно она рассказала Седе, его жене, беременной вторым ребенком, где он сейчас находится, и та, прямо в домашнем халате и во вьетнамках на босу ногу – благо в блокадном Ереване стояло жаркое, по обыкновению, лето, устремилась за Арминэ в направлении давно закрытого детского сада, возле которого действительно была припаркована бежевая «семерка» Давида. Потом, когда Седу спрашивали, как она там оказалась, она ни словом не обмолвилась об Арминэ. Все ее слова – горькие и отчаянные – были лишь о том, что она видела: разведенная медсестра Мила, когда-то работавшая в этом детсаду, давно известная всей округе своим распутством, и Давид - на старой кушетке в нише коридора – прямо у бывшего кабинета бывшего заведующего. Да, они были еще одеты, да они просто целовались, но это могло бы иметь продолжение, если бы не появление Седы! На неизменно следовавший вопрос, кто же все-таки навел ее на след «преступников», она, слегка оторопев, будто ее вдруг спросили о политической обстановке в Парагвае, возмущенно восклицала: «А какая связь? Что это меняет? Кто сказал – тот правильно сделал!».

С того момента отношения Давида с женой стали неизменно ухудшаться. Они выбирались вместе в гости, если было какое-то важное мероприятие у родных или знакомых, но не заметить отчуждения между ними, тщательно маскируемого под усталость, апатичность или болезненность, могли только самые равнодушные и невнимательные. Разумеется, заботливые и отзывчивые родственники с обеих сторон кое-как убедили Седу, что большинство семей живут именно в терпении и прощении, и редко встретишь идеальный брак, но ради детей нужно стараться понимать друг друга и мириться. Давид же, как ни странно, так и не прекратил своих похождений, а скорее даже наоборот. Осведомленность Седы стала для него лишь поводом прекратить лицемерие и жить как хочется. Пополнев и подурнев после первой же беременности, после вторых родов Седа раздобрела еще больше, и стала выглядеть чуть ли не мамой своего моложавого мужа. Седу здорово выручал высокий рост, и стоило ей приодеться и накраситься, она тут же становилась довольно эффектной, хотя и слегка дородной дамой. Но от милой и нежной девочки, которая когда-то понравилась родителям Давида, пожалевшим круглую сироту из разрушенного Ленинакана и уговорившим сына жениться на ней, - сейчас уже почти ничего не осталось. Брак их стал чистой фикцией. У Давида было две, а иногда и три подруги, у которых он то и дело ночевал, появляясь дома с ночевкой не чаще двух-трех раз в неделю. Отдавая должное его отцовским чувствам, следует отметить, что о детях он заботился полноценно и со всей любовью и ответственностью.

Арминэ же, подрастая, продолжала не замечать никого из своих ровесников, думая и мечтая только о Давиде. До нее, разумеется доходили все слухи о нем, но по какой-то странной причине это лишь еще сильнее разжигало в ней желание непременно заполучить Давида. К моменту окончания средней школы и поступления в институт иностранных языков имени Брюсова, Арминэ уже успела наслушаться не только о похождениях Давида, - что было для нее старой историей и не более чем поводом вступить в волнующую конкуренцию с его пассиями, но и о том, что к ней он продолжает относиться как к милой соседской девчонке, - смешной конопатой малышке, которая всегда его умиляла, как и все малыши. Трогательная и искренняя природная любовь Давида к детям четко определяла для него отношение к Арминэ – даже повзрослевшей. Он так и не перестал воспринимать ее как ребенка. Даже теперь, когда она, тридцатилетняя, живет с ним в одном городе, - свободная, устроенная, на хорошей работе, на хорошей машине, да еще и с прооперированным носом – он говорит с ней и о ней с тем же отеческим умилением, как если бы она была пятилетней малышкой.

Продолжение следует

[Arega]

Багир, какие образы лепишь!!!! Прям готова влюбиться в Давида, а вот Седу почему-то не жаль... :ah:

[Bagirka]

Первым делом, встретив в Лос-Анджелесском аэропорту свою бывшую соседку, прибывшую в Калифорнию на работу, Давид привез ее знакомить со своей «гёрлфренд», Агнессой. Поскольку в Ереване ни родители Давида, ни его жена, ни его дети-старшеклассники ничего не говорили о личной жизни Давида в Америке, Арминэ предполагала, что он вел беспорядочную жизнь, заводя случайные короткие связи. Каковы же были ее удивление и досада, когда по дороге из аэропорта она, из искреннего и веселого рассказа Давида - поняла, что менее чем через год после приезда он познакомился здесь с армянкой, с которой не расстается вот уже несколько лет. Он восторженно говорил о качествах Агнессы: как она умна, необычна, не похожа на других, как она интересна в общении и просто уникальна. Армянское слово «артакарг», которым Давид в каждой фразе характеризовал свою пассию, стало для Арминэ самым ненавистным и приторным. В скупом свете сумерек, ведя машину, увлеченный свои рассказом, Давид не мог видеть, как меняется выражение лица у Арминэ, как закатываются ее глаза, как поджимаются губки, как морщится недавно прооперированный в Ереване нос, - и он, конечно, не мог себе представить, что меньше всего на свете Арминэ хочется сейчас, после столь длительного перелета, оказаться в гостях у самой, можно сказать, ненавистной женщины.
- Я сказал ей, что приеду сегодня, и буду не один. Так что будь уверена, она наготовила много вкусного, и нас ждет накрытый стол. Ты увидишь, она тебе очень понравится, - доверительно, с довольной улыбкой балоболил Давид, не отвлекаясь от вождения, но то и дело наклоняя голову в сторону Арминэ в знак дружески-отеческого расположения.
Как бы она хотела, чтобы эти жесты имели совсем другой смысл и предназначение! Дождавшись паузы в его тираде, Арминэ, как бы невзначай, пользуясь удобной возможностью быть с ним глупой малышкой, пропищала своим звонким высоким голоском, придававшим всему, что она говорит, очаровательную наивность:
- А жена, дети и родители твои про нее знают?
Нужно знать особенности национального менталитета, чтобы понять, с какой целью Арминэ задала этот вопрос и почему Давид моментально сник. Всегда остроумный, находчивый и многословный, он вдруг поймал себя на мысли, что рядом с ним – двадцатисемилетняя девушка, ереванка, воспитанная в южных традициях и наверняка не готовая разделить соображения сорокалетнего мужчины. Он сразу же почувствовал себя в беседке ереванского дворика.
- Ну, как мы жили с Седой, ты, наверное, в курсе. Родители знают, а дети вообще ни при чем, - коротко отозвался он.
- Но вы же не разведены...
- И не разведусь, пока не вывезу детей, - в этом весь смысл. Я и сам бы не смог сюда выехать, будь я холостым.
- Но теперь ведь у тебя уже все документы по Америке в порядке.
- Да. Суд я выиграл, и теперь нахожусь здесь свободно и спокойно.

Заерзав, явно уставшая от постоянной сидячей позы то в самолете, то теперь в седане Давида, Арминэ изо всех сил боролась с воспитанием, требовавшим сдержанности и уважения ко всему, что говорит мужчина, и чувством любви, отчаяния и нетерпения, - ей казалось, что пока они еще не приехали к Агнессе, у нее есть время все изменить, все поправить, все решить, заставить Давида обратить на себя внимание как на женщину. Она не знала, как именно, но была уверена, что есть способы сделать это. Слегка повернув голову, она рассматривала его гладкие, сильные, загорелые руки на руле, затем скользнула взглядом на его широко расставленные ноги в черных брюках из какой-то наверняка дорогой тонкой ткани, затем на его едва заметный и скорее манящий, нежели отталкивающий живот под зеленовато-голубой рубашкой. Эти широкие, выпуклые, развернутые плечи она любила с самого детства, сколько себя помнит. А это удивительно тонкое, благородное и ласковое лицо с родинкой на правой скуле всегда было для нее почти иконой. Почему жизнь так несправедлива? Ведь она так его любит! Наверное, как никто! Судя по тому, с каким слепым восторгом он рассказывает о своей Агнессе, она наверняка та еще стерва! Она наверняка принимает его как должное, не понимая, какой он на самом деле! Она его не заслуживает!
- А ты собираешься здесь остаться? – Давид нарушил непривычное для себя молчание.
- Если понравится – да, попробую, - ответила она упавшим голосом, разочарованная тем, что на навигаторе Давида уже высветилось место назначения.

В кои-то веки я нашел время посидеть в Интернете вечером, а тут такое разочарование!

- Прости меня, Принц, но я не могу сейчас с тобой пообщаться.
- Почему, котенок? Мы так редко общаемся вечерами.
- Это не моя вина – я всегда дома вечерами, а ты – нет.
- Но сейчас-то я дома!
- Я занята, у меня будут гости.
- Кто?
- Ну, друзья. Прости. Мне нужно готовиться. До связи завтра утром.

Черт возьми! Теперь мой вечер испорчен! Я и не подозревал, - просто думать не хотел, что у нее есть свой мир, своя жизнь, свое окружение. Глупо, но с самого первого дня нашего знакомства я стал рассматривать ее как часть моего мира, не имеющую ничего того, то могло бы ее от меня отвлечь. Действительно глупо, но это именно так. Эта виртуальная связь сделала меня зависимым. Эта маленькая женщина – через Интернет – вызывает во мне реакции, которые я давно уже отчаялся испытать в общении с девушками в реале. Более того, я до сих пор был уверен, что за долгие годы мужского опыта обзавелся защитной оболочкой, оберегавшей меня от губительных и бессмысленных сантиментов. Я стал гордиться этой оболочкой и наслаждаться тем, как она меня защищает. Мог ли я предположить, что накануне моего тридцатидевятилетия, за несколько дней общения, после случайного знакомства, ставшего, можно сказать, результатом ошибки, - кому-либо – через Интернет! – удастся легко и играючи взломать мой защитный код!...

- Знакомься, Агнесса, вот это и есть моя мама, - Арминэ, войдя первой в квартиру, отступила к дивану у входной двери, пропуская мать, а за ней и Давида, - мои мама и папа всю жизнь были соседями с родителями Давида.
- Очень приятно, добро пожаловать в Америку!
- Да, точно так же Вы три года назад встречали здесь мою дочку, наверное, теми же словами, - откликнулась гостья, - меня зовут Стэлла, а о Вас я уже наслышана от Давида.

Продолжение следует

[Alexey]

Да, скачки в сюжете конечно дикие, но кстати,это не мешает все четко понимать. :by: Я лично,пока не путаюсь. B)

[Gochinazavr]

А я, признаться, малость запутался :unsure: надо перечитать еще раз с начала.

[Bagirka]

Ну тогда перечитывай пока не поздно, а то потом будет слишком многа букаф. :ph34r:(рада видеть тебя в качестве читателя).

[Bagirka]

- Проходите, располагайтесь, Вы наверняка устали, - хлопотала Агнесса, - чувствуйте себя как дома. Скоро будем ужинать.

- А девочки будут? – спросил Давид, имея в виду Лену и Аню, русских девушек, подружек Агнессы, которые, будучи объединены общими проблемами виз, эмиграции и работы без документов, вместе снимали квартиру по соседству.

- Обязательно, как всегда, - просто они сегодня допоздна работают, - отвечала Агнесса, не прекращая кухонной возни.

Арминэ и Стэлла, сидя напротив друг друга, - мать на диване, дочь в кресле - многозначительно переглянулись. Между ними вот уже три года, с самого приезда Арминэ в Америку, не прекращаются телефонные переговоры о том, что происходит у Арминэ в Америке вообще, и в жизни Давида в частности, - и это неудивительно. Во-первых, он просто их сосед, и именно он поначалу всюду подвозил Арминэ, помогал с заполнением бумаг, а также с выбором машины. А во-вторых – может ли мать не знать о пожизненных, можно сказать чувствах дочери, если та в Ереване ни с кем не встречалась и даже успела отказать одному предложению руки и сердца, - мотивируя, впрочем, тем, что жених – разведен и имеет сына от первого брака. Посему, личная жизнь чуть ли не единственного на Земле человека, способного сделать Арминэ счастливой, не могла быть для Стэллы чем-то второстепенным. Смиренно принимающая возраст, не молодящаяся и явно никогда не сидевшая на диетах ради сохранения «молодой» фигуры, Стэлла, тем не менее, выглядит весьма достойно и от нее веет уверенностью и спокойствием. Однако, волнующая Арминэ ситуация с наличием девушек, да еще русских, в ближайшем окружении Давида не казалась ей выигрышным фактором.

- Ты думаешь он мог бы увлечься этой Аней? Или Леной? – тихонько спрашивала мать, когда они укладывались на ночь в спальне, которую им уступила Агнесса, расположившись с Давидом в детской.

- Помнишь, мама, ты мне всегда говорила, что женщина первая решает, какого мужчину выбрать, а уж потом дает ему возможность думать, что это он ее добился. Так ты мне объясняла, почему у Давида было столько подруг в Ереване.

- Да, я имела в виду, что не столько он на них охотился, сколько они на него. А мужчины – они почти всегда уступают. Они любят пользоваться случаем, особенно, если нет контроля.

- Ну вот, мама! – с загоревшимися глазами шептала Арминэ, - А что если кто-то из них станет с ним кокетничать? Тогда ведь Агнесса его не простит? Ведь Лена такая красивая блондинка! Ты говорила, что наши мужчины любят русских, да еще блондинок...

- Хорошая моя, я говорила в общем, но разве ты Давида любишь за то, что он такой как все?

- В этом – пусть будет как все, - капризно пошутила Арминэ.

Лена действительно была популярно хороша собой. Ее не портили ни веснушки, ни маленькие глазки, ни слишком, пожалуй, мощные для ее нежной фигурки ноги. Все это удивительно мило вписывалось в ее очаровательный образ. Стоило же ей затушевать веснушки, подкрасить глаза и губы и надеть высокий каблук с мини-юбкой, она моментально превращалась в девушку с глянцевой обложки.

- А какой тебе прок, если Давид перебежит от Агнессы к Лене, дочка?

- Не «перебежит», мама, а просто – увлечется, даст слабину... Лену он так не будет любить, а Агнесса его не простит, - Арминэ погасила ночник и улеглась рядом с матерью, нежно ее обнявшей.

- Дорогая, ты готова смириться с тем, что он будет продолжать мучиться любовью к Агнессе? Он ведь ее любит, это так очевидно!

- У меня нет выбора. Нет выбора, мама! – заплакала Арминэ, в кои-то веки дав волю чувствам в присутствии самого близкого и понимающего человека.

- Ненавижу этих азиаток! – восклицала Лена вечером за кофе, когда подруги собрались за столом, как обычно. – Представляешь, Нэсс, подходит сегодня ко мне парочка покупателей... муж с женой. Он – американец, красавчик, каких поискать, и рядом – эта беременная крокотавра! Что они в них находят, - что? И, главное, он стоит спокойно, с таким двольным и влюбленным видом и смотрит, как она перетряхивает футболки с таким отвращением, будто ее заставляют их покупать! А я потом складывай все это обратно на столике!

- Видимо, есть в них что-то такое, - отозвалась Аня, погружая ложку в кусок торта, - я тоже часто вижу такие парочки. А сегодня еще одна чайниз из моего класса объявила, что выходит замуж. Я еле скрыла свою досаду.

- За американца? – вяло осведомилась Агнесса.

- Когда он за ней приехал, Нэсс, ты бы видела его машину и его самого! Ну такой лапочка!

- Что мы делаем не так, интересно? Почему после первых трех свиданий они перестают нам звонить? Когда, наконец, устроится моя жизнь, я так не хочу возвращаться в Рашу! – сокрушается Лена, состроив капризную гримасу.

- Говорят, военные женятся охотно, - заметила Агнесса, - может быть, на них переключитесь?
Лена в ответ лишь устало вздохнула, а Аня накрыла руками свою полупустую чашку.

- Пойду-ка за я за компьютер, - Агнесса вышла из-за стола, - вдруг Принц каким-то чудом дома сегодня. Вчера мне пришлось его оттопырить по известным причинам.

Принц оказался оффлайн. Шэннон вот уже который раз просит меня переночевать с ней, так как ей плохо, - она тяжело переносит беременность. Но стоит мне оказаться у нее, как я вижу цветущую смуглянку, умело пользующуюся всем, что она успела узнать о моих слабостях к нижнему белью, кружевам и женской беззащитности. Только не от нее мне теперь это нужно. Ах, я и не знал, что виртуальный котенок может так круто изменить мне жизнь и восприятие привычных вещей.

- Котенок, ты ведь будешь слушаться своего Принца?

- Конечно, мой Принц, все, что угодно! – отвечает Агнесса, и я будто слышу сарказм в ее словах, как если бы она их произнесла, а не набрала на клавиатуре.

Но я не хочу прерывать эту линию и продолжаю:

- И ты наденешь все, что Принц тебе прикажет?

- Разумеется, мой господин!

- Я люблю всякое мягкое, нежное, женственное белье, чтобы побольше кружев и оборочек.

- Вот как, - я подумала, что ты наденешь на меня ошейник и костюм кошки. Впрочем, разочарую тебя: такого белья у меня нет.

- В чем же спит мой котенок?

- Если у тебя когда-либо была кошка, ты должен был заметить, что они обычно спят в чем мать родила.

- У меня аллергия. Так что, милая, ты единственный котенок на планете, который не заставит меня чихать.

Продолжение следует

[Bagirka]

Обслужив последнего посетителя в офисе, Арминэ мельком бросила взгляд на часы и поняла, что у нее есть еще время подредактировать свои личные документы в компьютере. Дома у нее, к сожалению, пока не было ни компьютера, ни ноутбука. Она, конечно, могла бы себе позволить и то и другое, но дело в том, что домой она приходила практически только ночевать. Ее не покидало чувство бессмысленности, пустоты, клаустрофобического дискомфорта, когда она находилась дома одна. Даже ужинать дома одной ей было непривычно и дико. Она словно тенью была преследуема ощущением, что все происходящее в ее в жизни не имеет смысла, если это происходит вне поля зрения Давида или никак с ним не связано. Ей приходилось постоянно увещевать себя, что все, что она делает, должно быть либо для глаз Давида, либо для его ушей, для его оценки, восприятия, эмоций. Стоит ли удивляться, что каждая сессия общения с Давидом – будь то по электронной почте, в социальных сетях или на чатовых программах, - тщательно ею документировалась и сохранялась в виде файла. Она после каждого, обычно короткого, но столь дорогого ее сердцу сеанса общения с Давидом копировала текст беседы и переносила в документ, часами затем его перечитывая, вдоль, поперек и по диагонали. За три года ее проживания в США у нее скопилось почти (а для нее – «всего»!) двадцать страниц двенадцатым номером. И нигде, ни на одной странице, ни в одной строке не было от него ничего, что бы согрело ее сердце надеждой. Все его послания были о делах в Америке и в Ереване, о детях, - своих, Агнессы, - о родителях, брате, племянниках, о покупках в кредит, о подорожании бензина, и вот даже о членстве в «Костко» - но, разумеется, ни слова о том, что ей так важно. Сама она никак не могла заставить себя начать разговор об этом. Как начать? Ведь он, во-первых, женат на Седе. Во-вторых, он ни от кого не скрывает своих отношений с Агнессой. Как будет с ее стороны выглядеть признание в любви, которое, впрочем, вряд ли станет для него сюрпризом, если только он не последний кретин. Будь он хоть немного расположен к ней как женщине, он бы наверняка давно сам дал ей это понять. А взять его кокетством или очаровать доступностью никак не вписывалось в уже устоявшийся мир их отношений, где все фривольное и неприличное было отделено от всего священного и неприкосновенного. Прекрасно сознавая все это своей уже далеко не детской, но все такой же очаровательной головкой, Арминэ не могла ничего с собой поделать и продолжала видеть особый смысл в том, чтобы часами проводить время за чтением сохраненного документа, который она знала наизусть, всматриваться в каждую запятую, рассуждая, почему он ее поставил, смакуя каждое многоточие, каждую опечатку, каждый восклицательный знак, – с мыслями о том, что они исходят от него – и предназначались только ей, а это значит, что никто в мире, кроме нее, Арминэ, ими не обладает. Эта трогательная одержимость была чуть ли не единственным фактором, придающим осмысленность жизни девушки. Коллеги по здешней работе, подруги, оставшиеся в Ереване, и даже поклонники, - все это, как ни странно, скорее вклинивалось в ее восприятие как что-то нежелательное, лишнее, отвлекающее, бессмысленное, - нежели как возможность встрепенуться и начать, наконец, с чистого листа. Получая по электронной почте послания от неприметного сокурсника Ашота, изобилующие нежными признаниями, яркими эпитетами, а иногда даже стихами, посвященными ей, Арминэ, она, утомленно закатывая глаза, удаляла их сразу по прочтении, чтобы не перегружать свой ящик. Сообщения же от Давида, такие как «Я знаю», «Да», «Вчера», «Понятно» - она не только копировала и сохраняла в документе, но и оставляла в почтовом ящике на вечном хранении.

- Знаете, что я подумала... – Агнесса задумчиво улыбнулась, вдруг остановившись над столом при попытке собрать с него блюдца, - как же я была глупа, что не хранила свои беседы с Принцем! Там было столько юмора, прелестных пассажей, столько любви, наконец!

- Да, - согласилась Лена – сидела бы сейчас и перечитывала, умилялась, да и нам бы кое-что перепало, повеселились бы!

- Это уж как пить дать, - подтвердила Агнесса, - он хорош, он остроумен, он образован, он умен, он игрив, он...

- А Давид всего этого лишен? – вклинилась в тираду Аня.

- Нет – сникла Агнесса, - но мне, кажется, нужна драма, нужна новизна, нужен вызов. Это как начать читать новую книгу.

- А ты представила на минуту, что будет, если ты потеряешь Давида? – Аня, как обычно, не доев свой кусок торта, начала ковырять в нем ложкой.

- Я не могу этого представить... Я не знаю.

- Тем более, что еще ничего не ясно с этим Стэном – при всем его мексиканским сериале, - вставила Лена.

- Так можно остаться у разбитого корыта, Нэсси.

- Корыто... можно купить новое корыто, это же Америка! – вдруг рассмеялась Агнесса и продолжила убирать со стола.

Я не могу больше ждать. Я должен увидеться с котенком как можно скорее. Шэннон давит и капает на мозги. Кто бы знал, как мне неохота переезжать жить к ней! Но я буду с детьми все время! Каждый день! Я ведь хотел этого. Проблема лишь в том, что котенок теперь, даже если мы и встретимся с ней, не сможет остаться со мной на ночь. Да и я не смогу уехать из города надолго.

- Ну что, мой Принц, ты еще не подженился на своей бывшей?

- Пока нет, но она реально давит на меня. Я не хочу, чтобы дети уезжали в такую даль.

- Принц, ты беспозвоночное.

- Ты жила когда-нибудь так далеко от своих детей?

- А ты – разве еще не жил с женщиной, с которой развелся даже вопреки наличию троих детей?

- Жил. Пока мы не развелись.

- Принц, давай поскорее увидимся, мне нужно просто встретиться с тобой пару раз, чтобы понять, что ты есть на самом деле. Кто знает, - вдруг мы вообще не понравимся друг другу в реале.

- Пару раз? Нет, котенок. Если ты меня увидишь хоть раз, ты захочешь видеть меня снова и снова.

- А ты?

- А я всегда хочу тебя видеть.

- Кстати, Принц. У меня дела в Фуллертоне во вторник. И никаких дел в среду. Ты меня понимаешь?

- А будешь ли ты еще здесь днем в среду?

- Я вообще-то про вечер вторника.

- У меня будут дела во вторник, но только после девяти вечера. Так что, возможно, после работы я смогу тебя увидеть.

- Вот и отлично. Мне хватит этой пары часов. Только я не чувствую твоего энтузиазма. Ты не рад?

- Я рад. Я хочу тебя увидеть. Почему девчонки вечно думают, что если парень не выделывает коленца, то он не рад... Я просто обескуражен. Столько всего навалилось...

Продолжение следует

[Bagirka]

- Нэсси, телефон мигает, - кричит с кухни Аня.

- Кто?

- Давид.

- Ладно... – отъехав от компьютера на стуле, Агнесса встала, тряхнула головой, словно переключая канал в сознании, и направилась к телефону, словно на экзекуцию.

- Ты почему телефон не включаешь?

- Забыла, любимый!

- А сейчас что?

- А сейчас случайно заметила, что огонек загорелся.

- Ну, твое счастье, а то знаешь, снова бы я тебе шею намылил.

- О да, конечно, как всегда... – Агнесса уже привычно «возвела к небу глаза», отвечая на заезженную шутку.

- Не веришь?

- Верю, ты у меня такой, - суровый!

- Что делаешь, дурашка?

- Так, сижу за компьютером.

- Дети спят?

- Естественно.

- Что купить к ужину?

- Ты сегодня у меня ужинаешь?

- Да, и сплю. Что-то привезти?

- Ну, хлеба может быть... а что тебе приготовить? Когда ты будешь?

- Минут через сорок, если не будет пробок. Гречка есть?

- Хорошо, сделаю.

И в этом хорош. Его хоть три раза в день гречкой корми, или картошкой в любом виде. Что сделать, чтобы вернуть хотя бы часть своих чувств к нему? Что может бы такого в этом Принце, что она, ни разу его не видя, так на него запала? Агнесса уже далеко не впервые задумывалась над этим вопросом, анализируя, рассуждая, вычисляя и сопоставляя. Она даже обнаружила в нем – по тем фотографиям, которые он ей прислал в обмен на несколько ее изображений, - совокупность черт сразу нескольких своих бывших возлюбленных. Личико у него, - детское, с мерцающими веселым любопытством глазами – от самой первой ее, романтической студенческой любви. Рот, - сочный, крупный, чаще будто обиженно поджатый, – пожалуй, от мужа. От него же – рост под два метра. Широкие сильные плечи – это скорее Давид. Высокий лоб и шелковистые пепельно-каштановые волосы – это еще один поклонник из юности, статный красавец Арам, который, впрочем, так и остался только увлечением. Все остальное – большие, «выразительные» руки, трогательный и ласковый взгляд, красивая посадка головы на по-мужски сильной шее, и, наконец, родинка на лице – это были общие черты, объединяющие всех возлюбленных, которые были у Агнессы. Уникальность Принца состояла еще и в том, что на его лице красовалось сразу несколько родинок – как раз в тех местах, где они были у остальных. Она не могла поверить своим глазам, когда ей пришла в голову эта мысль. Вот они – все в сборе, малышки, – на одном смазливом личике случайного американца. Как тут не поверить в провидение?

- Что ты знаешь о своих европейских корнях, Принц?

- В основном немецкие, но есть еще английские со стороны матери и совсем немного польских. А у тебя?

- Очнись, Принц, я армянка!

- Я помню это котенок. Но я также помню, что ты наткнулась на меня в поисках своих родных. Моя фамилия не может быть армянской.

- Ах, забудь про это, - это другая история. Я – чистокровная армянка.

- Кстати, могу ли я записать тебя в свой список как представительницу Ближнего Востока? У меня как будто пока не было никого оттуда. Возможно, мне нужно будет дать тебе какой-то почетный приз как первой представительнице региона.

- По-моему, определенно можешь, Принц, только не спешишь ли ты? Спрячь свой список подальше, потому что переписка не в счет.

- О да, ты права, я не подумал об этом. За это ты почетного приза точно не получишь. Разве что сертификат. Ха-ха-ха. Но у меня на самом деле чувство, что между нами давно все было.

- Вначале я погляжу на тебя во вторник.

- Котенок, не забывай кто здесь кто. Программу нашей первой встречи составляю я.

- Программу?

- Да, вот смотри: 1. Приветствие. 2. Ты целуешь меня. 3. Затем следует то самое наказание непослушного котенка пыльной тапкой, о котором мы много раз здесь говорили. 4. Обязанности котенка по отношению к Принцу. 5. Расслабление.

- Звучит воодушевляюще. Знать бы еще, что включают обязанности.

- Ты ведь говорила, что большая девочка. Догадайся.

- Я-то девочка большая, но судя по твоей недавней биографии – ты сущий подросток, так что тут могут быть расхождения.

- Ты как-то говорила, что знаешь, какие обязанности есть у женщины по отношению к ее мужчине. И в программу нашей первой встречи штопка моих носков не входит, котенок.

- Вот видишь! Ты должен был это отметить! Что же еще не входит в программу нашей первой встречи?

- Готовить, стирать и убирать. Теперь подумай и реши, что же еще может делать женщина для своего мужчины.

- Хм, - может быть заниматься с ним сексом?

- Черт возьми, котенок! А я надеялся, что мы еще долго будем тянуть эту линию!

Продолжение следует

[Bagirka]

Конечно, это не первая для Агнессы совместная ночь с Давидом после того как у нее завязалась переписка с Принцем. Но почему-то именно сейчас, когда она уже знает, что во вторник ей предстоит встреча – реальная встреча, - с Принцем, который, возможно, затмит для нее всех прежних возлюбленных вместе взятых – именно такие были у нее ощущения при мысли о встрече с ним, - у нее исчезло всякое желание быть с Двидом. Отвечая на его ласки, и так и эдак внушала она себе мысль, что изобличать себя в лицемерии и фальши пока рано. Ей не в чем признаваться Давиду, она пока еще не влюблена в Принца. В самом деле, не сообщать же своему бойфренду о каждом потенциальном ухажере! Давид явно не самая подходящая кандидатура в жилетки. Несмотря на всю природную мягкость и легкость его характера, он, выросший в южных широтах, не лишен нахрапистого самолюбия, которое в определенных обстоятельствах может быть крайне разрушительным даже для давних, стабильных и глубоких отношений. Мужчины вообще редко мирятся с такой разновидностью фиаско – а уж южные тем более. Агнесса даже ловила себя на мысли, что ей будет искренне жаль Давида, если он окажется в положении того, кому «нашли замену». Мужчин вообще обескураживают такие ситуации. Особенно, красивых. Они как-то по определению не ожидают такого расклада. Потому-то ей всегда было жаль именно красивых мужчин. Они ее всегда трогали своей уязвимостью. Может быть, потому, в частности, она их и любила – через жалость, - помимо эстетических соображений.

- Чье это? – с наигранной свирепостью вопрошает Давид, ухватившись за нее сзади.

Повернув к нему лицо для поцелуя, она лишь простонала в ответ, что вполне могло сойти за «положительный» ответ, но Давид настойчиво повторил свой вопрос. Не желая что-либо говорить, Агнесса решила прикинуться слишком занятой и принялась жадно целовать его плечи, лицо и шею, тщетно стремясь разбудить в себе нежную страсть, которая еще так недавно сопровождала каждую их встречу. Она изрядно сердилась на себя за то, что ее не возбуждает этот столь вожделенный до недавнего времени запах мужчины, его сильные гладкие руки, сильный торс, его горячее дыхание наконец. Что с ней? Где ее пресловутая животная страсть к мужскому полу? Где ее хваленые суперчувствительность и возбудимость? Черт побери, она, оказывается, не мастер многозадачности.

Арминэ, закончив чтение очередного женского бестселлера, которые здорово отвлекали ее от тягучих и мучительных раздумий о своей непростой доле, снова погрузилась в обычное свое состояние апатичной заторможенности, которая делала ее милое личико каменным и еще более бледным, чем оно обычно было. В этот воскресный вечер она особенно тяжело переживала свое одиночество, потому что, позвонив Давиду на мобильный, она услышала лишь автоответчик, а такое могло быть только в одном случае. Давид был просто патологическим телефономаном. Он не расставался с трубкой даже на ночь, и всегда подходил к телефону, в какое бы время суток ни поступил входящий звонок. Арминэ всегда могла найти повод позвонить Давиду. Так уж сложились издавна их соседские отношения, что любой звонок из Еревана был мог стать предметом для обязательного отчета.

И как-то странно этим вечером, после прочтения романтической истории с многочисленными эротическими сценами, после безуспешного звонка Давиду, воображение Арминэ взыграло особыми красками и унесло ее в дебри, пожалуй, за гранью допустимого, - с ее точки зрения во всяком случае. Но она, как ни странно, не стала себя останавливать и с какой-то упрямой и даже слегка злой одержимостью продолжала подпитывать свои фантазии, рисуя себе Давида в объятиях Агнессы. Ей вдруг пришла в голову экстравагантная идея просто влезть в шкуру Агнессы и попробовать в реальном времени насладиться близостью с Давидом. Бедняжка Арминэ! Могло ли ей прийти в голову, насколько далека была Агнесса от чувства наслаждения и счастья в эту минуту! Арминэ пришлось однажды ночевать с матерью на той самой кровати, где обычно были вместе Давид с Агнессой, и она могла достаточно достоверно ориентировать свое воображение. Вот он, ее герой, ее печаль, ее любовь – страстно целует Агнессу, прижимая ее к подушке. Та, конечно, обвила руками его широкую гладкую спину и хаотично поглаживает ее, время от времени впиваясь в нее ногтями, - кисть Арминэ напрягается. Вот колено Давида резко вклинивается, разделяя ноги Агнессы, потом он ловко ее подхватывает локтем под колено, и та вскрикивает от неожиданности, - из уст Арминэ звучит еле слышный стон. Ей некого стесняться в пустой квартире, но она даже наедине с собой не позволяет себе пошлостей. Давид, наконец, прильнул к губам Ангессы так, что той уже трудно пошевелить головой, и она, жмурясь от бесплодных усилий высвободиться, затем просто подчиняется действиям Давида, поглаживая его торс свободным бедром и придерживая его руками за нижнюю часть спины, - Арминэ зажмуривается и принимает позу эмбриона. Потом вдруг, почувствовав тупую резь в низу живота, она порывисто вскакивает и начинает носиться по комнате из угла в угол, будто о чем-то страстно размышляя. Да, да! Она напишет ему письмо. Она уже знает, что именно будет в этом письме. Только как написать его? Доверить такое послание Интернету или любой другой технологии она никак не может. Написать от руки – вещдок. Она просто попросит его уничтожить послание по прочтении, - но где гарантия, что он это сделает? Она попросит Давида просто положить письмо в ее стол на работе, когда ее там не будет. Потому что она не знает, сможет ли смотреть ему в глаза после того, что ему напишет. Она почти уверена, что пожалеет о том, что собирается сделать. Но она не может остановиться, поскольку она не может сидеть сложа руки и ждать неизвестно чего. Это нечестно! Нечестно по отношению к самой себе! Хватит думать о благе других, в самом деле! Она живет только раз, и она не может разбрасываться своими чувствами. Не может отдать свою любовь ни той простушке Седе, ни этой кошке Агнессе. Она у нее одна на всю жизнь, эта любовь, - а другие себе еще найдут, им не впервой!


Продолжение следует

[Bagirka]

Аня была единственным человеком из близкого окружения Агнессы, рассматривавшим ее авантюру с Принцем скорее пессимистически. Но и ей было весьма любопытно узнать, как же пройдет их встреча. Всякий раз, когда у женщин заходил разговор об этой истории, Аня поджимала рот и скептически качала головой. Каким бы он ни был очаровашкой, красавцем, «принцем» или «королем» - судьба соединила его с женщиной, у которой от него трое детей. Это связь на всю жизнь. Да, Агнессе не нужен ни брачный сертификат, ни его счет в банке. Но неужели ей не важны его чувства? Он ведь ее совсем не любит! Ведь это она больше настаивает на встрече, а не он! Он просто увлечен, а скорее всего - податлив по натуре. Она его ведет, и он ведется. На хитрые замечания Лены о том, что Аня сама могла увлечься Принцем, даже не сознавая этого, - и потому ей не хочется, чтобы у Агнессы с ним что-то получилось, Аня краснела, расплывалась в добродушной и даже радостной улыбке и возражала, приводя в качестве доводов разницу в возрасте – ей всего двадцать четыре, - семейную ситуацию Принца, а также то, что он не в ее вкусе, так как она предпочитает темноглазых брюнетов. Будучи сама темноглазой брюнеткой, Аня была удивительно фотогенична. Все ее фотографии – даже случайные кадры – изображали классическую красавицу. Однако, в реальности это была чрезмерно худая, или, как выражалась Агнесса, «изумительно тонкая» девушка, с длинным, но жидковатым волосом, бледнолицая, с круглыми, широко расставленными глазами и острым носиком, - премиленькая – но не та красавица с фотографий. Она всегда была до странности многословна по поводу ситуаций у других, но неизменно молчалива по поводу своих собственных дел. Единственное, что было о ней известно – это место ее работы. Поэтому, в ее отсутствие Агнесса с Леной иногда пытались рассуждать о ее делах – по-доброму, - но разговоры эти были короткими, ибо говорить было практически не о чем. Когда Аня, распустив шелковистые волосы, надев высокий каблук и столь отличительную для русских девушек в Калифорнии мини-юбку, накрашенная и благоухающая дорогим парфюмом, вечерами исчезала, она то и дело бросала на прощание неизменное: «Ну, я побежала. Скоро буду». Даже купив машину, она объявила об этом подругам пост-фактум. На вопрос «когда же ты успела, почему мы ничего не знали о твоих планах?» Аня как-то обыденно заметила, что ничего не планирует, а просто делает, и молча.

- Что ты наденешь на встречу с ним, Нэсси? – спрашивала Аня вечером в понедельник, - Ты ведь помнишь, что он любит всякие нежные, женственные платьица...

- Да, но поскольку легенда такова, что в его город я еду по делам, у меня должен быть менее легкомысленный прикид, - назидательно возразила Агнесса, рассматривая огромную ягоду клубники, которую она держала в руках, гадая, съесть ее или воздержаться.

- Вы уже договорились как и где увидитесь?

- Ну, поскольку я еду поездом...

- Почему поездом?

- Ну, во-первых, я хочу быть с ним в его машине, пусть почувствует немного власти надо мной, и вообще – это так романтично, когда мужчина встречает или провожает женщину на вокзале.

«Ты сможешь подъехать ко мне на работу, котенок?»

- Нет, я туда приеду на машине клиента, а как только с ним закончу – он возвращается сюда, а я остаюсь в Фуллертоне, чтобы встретиться с тобой!

- Но как же ты доберешься потом домой?

- Почему тебя это волнует? Поездом. Удобно, экономично и экологично.

- А где мы увидимся?

- Ты скинешь мне эсэмэску, как только выйдешь с работы, и я скажу тебе, где я.

- Это означает, что ты, наконец, должнa дать мне свой телефон.

- Ах, и в этом Ladies First! Твое счастье, что у меня важные и срочные дела поблизости от тебя. Иначе никогда бы нам не свидеться!

- Ты понимаешь, Стэн, что любое мое волнение отражается на ребенке? На твоем ребенке, Стэн! – восклицает в трубку Шэннон.

- Я все понимаю, Шэннон. Ты, главное, не волнуйся, потому что наш ребенок – твой ребенок! - от этого страдает.

- Ты причина всех моих волнений, Стэн! Ты не понимаешь, как мне тяжело, как мне важно, чтобы ты был рядом, как я несчастна здесь одна, с детьми на руках, пока ты там живешь как тебе хочется!

- Я все прекрасно понимаю, Шэннон, успокойся! Дай мне еще время.

- Дорогой, я собираю вещи, и если в ближайшие выходные ты ко мне не въедешь, в понедельник здесь уже не будет ни меня, ни детей.

- Шэннон...

- Думаю, недели тебе хватит на раздумья.

Писать Давиду от руки Арминэ все-таки не решилась. Она подумала, что лучше всего будет распечатать текст на принтере. В случае чего всегда можно уйти в отказ. Но, поскольку на рабочем компьютере и в рабочей обстановке она вряд ли бы могла сосредоточиться, чтобы составить такой текст, ей пришлось накануне дома набирать его на своем мобильнике, чтобы переслать текстом себе на электронную почту, а на работе уж без проволочек распечатать и удалить из всех баз. В этом письме Арминэ прежде всего просила у Давида прощения за то, что ему, возможно, будет неловко и досадно после того, как он узнает, в чем суть ее послания. Она выражала уверенность, что Давиду все давно известно о ее чувствах к нему. Она утверждала, что надеется на его мужское благородство и способность не предавать огласке то, что касается ее просьбы. Она заверила, что прекрасно понимает все обстоятельства прошлой и нынешней жизни Давида и сознает все последствия своего шага. Она несколько раз повторила, что единственным мужчиной которого она любила и будет всю жизнь любить – был и останется он, Давид. Но, прекрасно понимая, что он не испытывает к ней ничего похожего, она тем не менее просила его стать ее первым мужчиной, потому что именно для него она так долго и верно себя хранила. Ей хочется посвятить свою девственность ему, - без всяких с его стороны обязательств. Она хочет как-то закрыть эту ситуацию, и разрешить ее тем или иным образом, чтобы избавиться от своего чувства и жить дальше. Она клятвенно обещает, что это будет тайной, известной только им двоим, и ни одна живая душа не узнает об их поступке. Она просит его не беспокоиться об огласке. Ни Агнесса, ни Седа, ни ее мать Стэлла, ни его родители, – никто ничего не будет знать. Она же, с чувством чего-то состоявшегося и завершенного, сможет, наконец, раскрыться для дальнейшей жизни. Таковы были мысли, высказанные ею в письме, но одному Богу известно, что на самом деле планировала эта очаровательная светловолосая головка...

Продолжение следует

[Bagirka]

Черт возьми! И почему именно во вторник! Этот дурацкий день, накануне выходного, который на этой неделе взяла Шэннон... она теперь неизменно приезжает ко мне с детьми в эти вечера. Я всегда рад видеть детей, да и против компания Шэннон я обычно ничего не имею, когда это уместно. Жаль, что у котенка дела здесь именно сегодня, а не в другой день. Но ничего не поделаешь, я не упущу возможности увидеть ее, наконец, хотя, признаться, это очень волнительно. Я чувствую, что мне будет непросто, но не могу пока понять, в чем именно.

Меня не покидает ощущение, что я не хотел вообще когда-либо узнать о существовании этой женщины. Я жил спокойно и по-своему счастливо. Она же привнесла в мою жизнь некое чувство завершенности, о недостатке которой я понятия не имел. Мой взгляд на собственное будущее – ранее весьма четкое и предсказуемое, стал настолько неопределенным, что я почувствовал себя героем мыльной оперы, с которым в любой день может случиться нечто неожиданное и не обязательно приятное. Не будь Шэннон, котенок бы сделал меня необыкновенно счастливым, по крайней мере на время. Не будь котенка, я бы не был так расстроен и убит всей этой мелодрамой с Шэннон. Но поскольку Шэннон – это часть мира моих детей, я постоянно ловлю себя на мысли, что котенок – это скорее боль, чем счастье. Она написала, что уже закончила все дела и ждет меня в Старбаксе.

До окончания рабочего дня еще целый час. Потом мне придется потратить еще минут двадцать, чтобы доехать до этого Старбакса. Она объяснила, что выбрала заведение именно возле железнодорожной станции, чтобы, если вдруг что-то помешает нам встретиться, она была близко к поездам. Вот я уже написал ей, что выехал с работы. Вот я уже запарковался у Старбакса. На ватных ногах, слыша стук в собственных висках, я медленно направляюсь ко входу в кофейню. Уверен, что она, зная время моего прибытия и ожидая меня, неизменно следит за происходящим снаружи – благо две внешние стороны Старбакса абсолютно прозрачные. Оказавшись в Старбаксе, я окинул взглядом переднюю и левую часть помещения и, поняв, что котенка там явно нет, смело направился вправо. Уверен, что со стороны это выглядело так, будто я знал, куда идти. Конечно же, вон она. У правой стены, за маленьким столиком, уткнулась в книжку комиксов, держа одну руку на телефоне – в ожидании моих посланий. Мне было достаточно одного мгновения, чтобы убедиться в полной достоверности всех моих ощущений. У меня все внутри будто обвалилось. Это было похоже на «до» и «после». Я понял, что жизнь моя вошла в некий необратимый процесс. Проскользнула даже юморная мысль сбежать, пока она меня не видит, но я, конечно, не сделал бы этого. Поздно, слишком поздно. Вот она подняла глаза от книжки и с недовольной миной, щурясь, смотрит наружу сквозь стеклянные стены. Потом, повернув голову, встречается со мной глазами.

Я в нескольких шагах от нее, и я продолжаю движение. Она встает. Я раскрываю ей объятия для приветствия, но она, будто не заметив этого, просит меня вытащить из розетки зарядник к ее телефону, так как розетка находится с другой стороны стола. Я вытаскиваю, протягиваю ей провод и сажусь напротив, облокотившись на столе. Столик маленький, и наши лица в паре дюймов друг от друга. Ей даже пришлось слегка выпрямиться на стуле.

- Какой ты большой... – не меняя выражения лица, даже не улыбнувшись, произнесла она еле слышно.

- Шесть с половиной футов, крошка. - Я смотрю в ее лицо, классически совершенное, отточенное, дико привлекательное, и пытаюсь скрыть свой восторг.

Я смотрел на нее и понимал, что оба мы готовы ко всему сию минуту, ибо вся предваряющая часть любовной игры прошла у нас в переписке, и мы, вопреки опасениям, безумно нравимся друг другу в реале.

- А ты выглядишь лучше, чем на фотографиях, - лениво заметила она.

- Ага. Я знаю. Ты не пощиплешь меня за щечки, как обещала? – Я подставляю ей свое лицо, придвинувшись почти вплотную, и чувствую, наконец, ее бешено манящий запах.

- Это были не обещания, это были предупреждения. Но, во-первых, с твоей недельной щетиной у меня отпало к этому всякое желание...

- Я не бреюсь именно с тех пор, как ты пригрозила оттаскать меня за щечки. А во-вторых?

- А во-вторых, не здесь.

- Почему не здесь? – восклицаю я.

- Что ты разорался? – она наклоняется ко мне, и я чувствую, как ее колено под столом упирается в мое бедро.

- Разве я ору? – я зажимаю ее колено обеими ногами.

- Конечно. Почему ты такой шумный? – шипит она, и мне нравится, что она не отнимает колено.

- А что?

- Как «что»? На тебя обращают внимание!

- Я привык к этому, это не проблема. Так что? Как насчет пощипать? – мои бедра мерно покачивают ее ногу из стороны в сторону, и она совершенно не реагирует на это, словно происходит что-то обыденное и повседневное.

- Нет. Не здесь. Пошли отсюда!

- Но куда мы пойдем?

- Интересно, все американцы так глупы, или ты уникум. – И она стала копаться, складывая в сумку книжку, зарядник и телефон. – Ну что, поехали?

- Встань.

Она встала и уставилась на меня в ожидании того, что я сделаю то же самое.

- Повернись спиной.

- Что такое? Зачем?

- Делай что я говорю. Немедленно.

- Нет.

- Я должен посмотреть, выдержишь ли ты наказание.

- Выдержу, не волнуйся.

- Повернись, сейчас же! – мне действительно не терпится увидеть все ее изгибы и округлости.

- Не строй из себя идиота, и пошли отсюда, – выйдя из-за стола, она спокойно направилась к выходу, будто знала, где я припарковался.

Имея полную картину перед глазами, я, довольный собой, зашагал за ней, рассматривая ее сзади. Ладненькая малышка. Не к чему придраться. Она ниже меня на целый фут, но мне не привыкать.

- Сюда, крошка, - я показываю ей, где припаркована моя машина, и, набравшись смелости, шлепаю ее сзади.

Реакция не заставила себя ждать – я получил в ответ удар такой силы, что если бы не видел, кто и как это сделал, – решил бы, что это пинок.

- Ты такая сильная, когда сердишься...

- Имей в виду, я умею боксировать.

- Вот как...

- За что ты меня избил? – наигранно возмущаясь, восклицала она.

- «Избил»? Это была лишь маленькая демонстрация, крошка, – и я открыл ей дверцу машины.

Оглядевшись, она обнаружила детские сиденья в розовый цветочек и завизжала от восторга.

- Гляди-ка, какая прелесть!!! Для маленьких солнышек!!!

- Ну так что, - усевшись за руль, я не спешу включать зажигание, - будем, наконец, целоваться?

- Ты в своем уме – не видишь, напротив машина...

Я увидел, что в машине припаркованной нос к носу к моей, на пассажирском сиденье восседает старая азиатка.

- Эта телка? Да ей наплевать на нас, котенок!

- А мне не наплевать! Поехали отсюда!

Продолжение следует