Вход
Регистрация
Помощь
Bagirka (10 September 2011 - 02:44 PM) писал:
Редиска мой рассказ читает как сериал смотрит - типа можно и с середины,:lol: - все равно все по ходу поймется....:z_5:
:ax:
Ла Реконкиста La Reconquista
Цитата
#122
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 14 Октябрь 2011 - 12:56
Уставившись в буквы имени, как будто ожидая, что они как-то поменяются местами, Агнесса снова замерла в изумлении и долго не могла прийти в себя. Тысяча чертей! Родственник, которого она сама должна была по идее отыскать – сам на нее вышел. Теперь все ясно как белый день, - и при этом - никакой мистики! Все просто до безобразия! Он всего-то обнаружил Агнессу в контактах собственного брата и – решил пообщаться с ней! Агнесса пыталась тогда найти связующие нити, но не нашла их, так как в контактах своего брата, Принца, - Ветер почему-то не числился. Собственно говоря, Принц когда-то и сам написал Агнессе, что если он и просился к кому-то в контакты, то только к ней. Остальные несколько отдаленно знакомых женщин попросились к нему сами, а он, - поскольку пользуется социальной сетью неохотно и редко, не входил в контакт ни с кем из знакомых, друзей или родственников.
Родственников... брат... Еще один троюродный брат! Ну что ж, кажется, бедняжка Аня на этот раз была не совсем права, высказывая свою версию молчания и недоступности Стэна. Впрочем, могла ли и должна ли была Аня, - анализируя ситуацию, - допустить столь неординарный случай! Агнесса удивилась тому, насколько спокойно и с каким «чувством глубокого удовлетворения» приняла она вариант о том, что ее Принц мог стать случайной жертвой полицейско-криминальной разборки. Теперь, жадно перечитывая рассказ Ветра двухмесячной давности, она знает, что Принц наверняка ехал на встречу с ней, когда его остановили копы. Теперь она знает, почему он молчал, почему его эсэмэска звучала столь сухо и кратко, почему он откладывал встречу и, наконец, что именно он имел в виду, прося ее не наскакивать на него с разбега.
Агнессе теперь дико нравилось вспоминать, как Принц уходил от ответов на ее вопросы, избегая рассказов об этом случае. Ей виделось в этом поведении неотразимое мужество, неожиданная в его случае, - насколько она успела его узнать, - личностная самостоятельность и желание уберечь ее от волнений. Будь здесь Лена - чувствительная и сентиментальная, - и будь она в курсе произошедшего, то она бы попросту была шокирована тем, какой счастливой, радостной и сияющей выглядит сейчас Агнесса, узнав, что ее возлюбленного, мечту всей ее жизни – едва не прикончили на дороге. Настолько долго и мучительно волновали Агнессу причины его непонятного и неожиданного поведения, что теперь, зная их, она испытала облегчение, не идущее ни в какое сравнение по своей силе с тревогой и беспокойством о состоянии любимого и об опасности, которой он подвергался. Тем более, что он теперь наверняка в порядке, и уже завтра она увидит его. Более того, ее осведомленность об инциденте, - при желании Принца скрыть его, - приобретает особую интригу, когда она может тайком примечать его реакции.
Она, как было запланировано ею для прошлого раза, улеглась в пенистую ванну и стала ждать появления Принца. Она успела сообщить ему, что дверь будет открыта, - чтобы он не стучал, и чтобы ей не пришлось подходить к двери. Однако, все оказалось не так-то просто. Ровно в семь раздался стук, который Агнесса могла прекрасно слышать, так как дверь в ванную была открыта настежь. Закатив глаза в досаде и сделав глубокий вдох, Агнесса решила пустить ситуацию на самотек. Пусть стучит! Пусть барабанит сколько влезет! Она ему уже написала, что дверь открыта! А если он так глуп, что не понимает того, что ему говорят, - то пусть хоть обстукается! Интересно, если бы был пожар, - он и тогда бы стал дожидаться разрешения войти? Чем дольше и настойчивее раздавался стук, тем более зеленела Агнесса от злости, - но даже и не думала вылезать из ванной. Наконец, стуки прекратились и все затихло. Через минуту раздался звонок на ее мобильный. Так или иначе, Агнессе пришлось, проклиная все на свете, вылезти из ванны и пройти в комнату, чтобы взять с кровати трубку ответить на звонок.
- Алло!
- Котенок! Где ты сейчас?
- Я в номере, дорогой! – стиснув зубы, отчеканила Агнесса.
- Тебя там нет! Ты в каком номере? В том же самом?
- Естественно! А с чего ты взял, что меня там нет? – все тем же ядовито-ледяным тоном поинтересовалась Агнесса.
- Мне никто не открыл!
- Ты получил мое сообщеие о том, что дверь не будет заперта? – Агнесса, бросив полотенце на кровать, вернулась в ванную и улеглась в воду.
- Конечно! Только я не понял, в чем фишка.
- Фишка в том, безмозглое существо, что ты мог бы войти в комнату, не поднимая шума и не паникуя.
- Не понял...
- Черт побери, - просто открой дверь снаружи и войди, - без стука! Понял?
- Я могу это сделать?
- Да, можешь! Идиот! – отключившись от разговора, Агнесса швырнула телефон в сторону выхода из ванной и сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя.
Наивность и тугодумство, которые иногда проявлял Стэн, всегда умиляли и очаровывали Агнессу, и она не могла долго сердиться на него за это, так как умом понимала все влияние воспитания и менталитета. Когда же она услышала, как открылась дверь в номер, от ее раздраженности не осталось и следа, и лицо ее озарилось радостью и восторгом.
- Малышка! Где же ты?
- Я здесь, солнышко!
- Черт, что это? Я едва не раздавил твой телефон! Я положу его над телевизором! – сияя лучезарной улыбкой, Стэн появился в проеме ванной и уставился на Агнессу.
Он, кажется, изрядно постройнел: от еле заметного брюшка не оставалось и следа, а на щеках почему-то появился румянец, которого Агнесса раньше не замечала, но который теперь казался ей настолько уместным и подходящим ему, что она восприняла его как неотъемлемую часть любимого образа. Вытянув ему навстречу обе руки, с которых ручьем стекала вода, Агнесса зажмурилась и замерла в блаженствующем ожидании, пока не почувствовала, как он присел возле ванны и, взявшись за ее волосы на затылке, вначале едва коснулся ее губ своими и лишь затем, будто дав себе время налюбоваться ею, обдал ее лицо жарким дыханием и слился с ней в глубоком и страстном поцелуе. Обвив мокрыми руками его голову, она, стараясь не касаться его плеча, продолжала покрывать поцелуями его лицо, теребить его волосы, и счастью и восторгу ее не было предела в эти минуты.
- Давай-ка, вылезай отсюда, котенок! – сказал он, наконец, и даже сделал попытку приподнять ее из ванны.
- Да, да, сладкий, - засуетилась Агнесса, - я сейчас выйду, - я сама, хорошо? Подожди меня в комнате!
Когда Стэн вышел из ванной, она стала вытираться, глядя на себя в зеркало, и ей показалось что лицевые мышцы попросту не слушаются ее, ибо счастливая улыбка буквально приклеилась к ее лицу!
- Только не вздумай одеваться, женщина! – и Стэн, отбросив красную розу в дальний угол кровати, развалился на ней в ожидании Агнессы.
Когда «свидание как таковое» началось, Агнессе показалось, что Стэн попросту – каким-то чудом! - заранее ознакомился со сценарием, который она написала в своем воображении, имея четкие и конкретные пожелания по развитию событий. Он будто знал уже, что ей хотелось немедленно заняться любовью, без всяких многочасовых предварительных ласк, которые так утомили их обоих в прошлый раз. Принц старался оставаться в своем поло, но Агнесса бессловесно настояла на том, чтобы он снял его, бережно помогая ему в этом. Любопытство заставило ее остановить взгляд там, где, по ее представлениям, должна была находиться страшная рана, но она увидела лишь серовато-розовый рубец не более пяти сантиметров в длину и едва заметное углубление на поверхности тела. Впрочем, Стэн постарался как можно скорее скрыть от Агнессы свои увечья и отвлек ее ласками и поцелуями. Почувствовав, наконец, в себе его плоть, она еле слышно простонала, шумно выдохнув, и крепко обвила руками его шею, когда он вдруг остановился и проговорил вполголоса, тяжело дыша:
- Это не очень хорошая идея, котенок!
- А?
- Я имею в виду, напрасно ты так напряжена! Тебе там нужно расслабиться, - иначе, как в прошлый раз, - счет пойдет на секунды...
- Делай все, что получается, любовь моя! Я пойму и приму все что угодно, обещаю! Пусть все будет, как ты хочешь!
- Я хочу, чтобы ты расслабилась, слышишь? – шептал он, целуя уголки ее рта, - Это то, чего я хочу!
- Я сделаю все возможное, чтобы получилось так, как ты хочешь, солнышко мое! – говоря эти слова, она получала удовольствие и, смакуя каждое свое слово, восхищалась тем, как можно запросто и при этом совершенно искренне разговаривать с любовником в подобном ключе.
И это – действительно любовник! Это не спонсор, не «папик», не «последний шанс», не «спасительный вариант», не «на безрыбье рак», не «срочная замена», не «ситуационный компромисс»! Это не суррогат! Это на самом деле – самый желанный и самый любимый человек на свете – без каких-либо предусловий и вопреки всему, что происходит в ее или в его жизни! Это - роскошь!
- А теперь ты мне ответишь на один очень важный и щекотливый вопрос котенок, - пробормотал Стэн, когда они уже вдоволь насладились нежными и упоительными последствиями страстного любовного действа, - ты мне ответишь, кто такой Джон.
- Что? Какой к чертям Джон? – Агнесса даже приоткрыла правый глаз, оставив левый блаженствующе-зажмуренным.
- Именно об этом я тебя и спрашиваю, котенок: кто такой Джон на фиг?
- В чем дело, не понимаю!
- За это время... которое, слава Богу, - если ты заметила, - составило гораздо больше сорока секунд, - ты несколько раз назвала меня Джоном.
- А?
- Я, конечно, понимаю, что Стэнли и Джон – это на редкость созвучные имена, но все же не до такой степени, чтобы полностью заменить одно другим, котенок!
- Ха-ха-ха-ха, сладкий! Ты ничего не понимаешь! Это у меня просто вырвалось... междометие такое, - армянское.
- Котенок, не нужно использовать культурные фишки для того, чтобы дурачить меня. Я хоть и не семи пядей во лбу, но все же не совсем идиот.
Стэн говорил все тем же утомленным и тихим голосом, не открывая глаз, не переставая поглаживать ее туловище, и Агнесса не могла точно определиться с тем, насколько серьезно следует воспринимать его претензии.
- Ты на полном серьезе считаешь, что у меня есть некий Джон, которому я изменяю с тобой и чьим именем я тебя называю?
- Ты практически озвучила мою версию, котенок! С одной лишь поправкой: ты изменяешь не ему со мной, а мне с ним!
- Ха-ха-ха-ха-ха!!! – Агнесса расхохоталась так, что Стэн уставился на нее во весь свой не уткнутый в подушку глаз, - Знаешь что? Я никак не предполагала, что мне придется в этом тебя просвещать! То, что я тебе говорила – это всего лишь восклицание, означающее, что ты – моя жизнь! Понимаешь? Ты – мое сердце, моя душа и моя любовь! Тебе ясно? – и, заерзав под покрывалом, она расплылась в блаженствующей улыбке и уткнулась лицом в его солнечное сплетение, будто подпитываясь от него жизненной энергией.
Никогда прежде не говорила она этих слов в большим наслаждением и с большей легкостью. Они изливались из нее неподдельной искренностью и в то же время легкой и беспечной, ни к чему не обязывающей игрой. Она наслаждалась новизной не только этой милой и трогательной личности, этого безмерно привлекательного и удивительно родного ее восприятию тела, и не только «дебютностью» языка на котором произносятся эти признания, но и полнейшей безответственностью ситуации, - при всей ее реальности и при всей искренности произносимых слов! – свободой и непосредственностью, раскрепощенностью на стадии полета. Она может говорить и делать все, что ей вздумается! И он – исчезнет из ее поля зрения через несколько часов! Он не надоест ей, не приестся, не осточертеет! Для этого попросту нет условий! И это можно протянуть сколь угодно долго! И ей это нравится! Она - на вершине блаженства!
- Сладкий, сладкий мой котеночек! – пробормотал Принц, глубоко вздохнув, и чуть ли не изо всех сил прижал ее к себе, - услышав при этом ее капризный стон, перешедший в смешок, - Я никогда в жизни никому не говорил... ну, кроме своих детей...
- «Я люблю тебя»?
- Ага...
- Я не жду от тебя этих слов, сладкий! Они слишком ко многому обязывают! Меня - в первую очередь...
- Но ты их сказала... то есть, имела это в виду, не так ли? – обратив ее лицо к себе, он пристально посмотрел на нее, и его тяжеловатые брови напряженно опустились к его широко раскрытым в трогательном васильковом любопытстве глазам, а уголки привычно поджатого крупного рта еще глубже «въелись» в литые щеки, мило и трогательно подернутые все тем же легким румянцем.
Агнессе стало не по себе от этого взгляда, и ей показалось, что наступает поворотный момент в чувствах и отношениях, к которому она не просто совершенно не готова, но и которого собственно и не желает! У нее возникло ощущение невесть откуда взявшегося серого облака в чистом небе.
- Я... понимаешь, сладкий, я тебя обожаю, и мне нравится быть с тобой, - как ни с кем и никогда, честное слово!..
- Спасибо, котенок! Ты мне нравишься тоже, и я еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить тебе кучу сентиментальных глупостей, над которыми обычно потешаюсь. А сдерживаюсь я еще и потому, что... есть в тебе нечто такое, что делает тебя опасной для таких чувств, - опасной, как пропасть, над которой навис туман...
- Ты заговорил как Ветер...
- Ха-ха-ха! Похоже! Я сейчас будто писал провальное эссе на приемном экзамене в поэтическую школу... Кстати, я должен тебе кое-в-чем признаться, малышка...
- По поводу Ветра?
- Да... Как ты догадалась?
- Я видела его фото...
- Он понравился тебе? – Стэн задал этот вопрос все тем же полушепотом, которым вел всю беседу, но в глазах его появилась столь трогательная обреченность, что Агнесса не выдержала и бросилась жадно целовать его:
- Ты – мое единственное и неповторимое счастье! Не забывай об этом никогда, солнышко! Я обожаю тебя... ты – самый яркий и самый замечательный лучик из всех, что когда-либо освещали мою любовную жизнь!
- Ха-ха-ха-ха! Спасибо, котенок! Кажется, мы с тобой можем посоревноваться в провальности поэтических эссе!
Они весело и искренне смеялись, ерзая и ласкаясь, и когда смех затих и повисла расслабляющая пауза, Стэн прервал ее, не перестав широко улыбаться и поглаживать ее упругий живот:
- Послушай, а ты мне точно не солгала по поводу своего возраста?
- Да нет же!
- И у тебя действительно – дети?
- Конечно!
- И они у тебя все - свои?
- А?
- Ну, ты сама их родила или усыновила?
- С ума сошел! – рассердилась Агнесса, отстранившись и возмущенно уставившись на него, - конечно, сама!
- Почему ты сердишься? Что я такого сказал?
- Как - что? Ты спросил, - мои ли у меня дети или приемные!
- Ну да! Так они твои или приемные?
- А у тебя – приемные, негодяй?
- Нет, но я не понимаю, почему ты так взбесилась, - я ведь только спросил, котенок...
- И ты не понимаешь?
- Я только что спросил тебя... Я имел в виду, что... Я хотел сделать тебе комплимент, понимаешь?
Стэн выглядел настолько растерянным и оробевшим в своем недоумении, что Агнесса, растроганная и умиленная, ласково и жадно расцеловала его вновь:
- Прости, сладкий, прости, солнышко! Мы с тобой как два идиота, - нам еще нужно научиться понимать друг друга! И это так здорово, если разобраться!
Продолжение следует
Родственников... брат... Еще один троюродный брат! Ну что ж, кажется, бедняжка Аня на этот раз была не совсем права, высказывая свою версию молчания и недоступности Стэна. Впрочем, могла ли и должна ли была Аня, - анализируя ситуацию, - допустить столь неординарный случай! Агнесса удивилась тому, насколько спокойно и с каким «чувством глубокого удовлетворения» приняла она вариант о том, что ее Принц мог стать случайной жертвой полицейско-криминальной разборки. Теперь, жадно перечитывая рассказ Ветра двухмесячной давности, она знает, что Принц наверняка ехал на встречу с ней, когда его остановили копы. Теперь она знает, почему он молчал, почему его эсэмэска звучала столь сухо и кратко, почему он откладывал встречу и, наконец, что именно он имел в виду, прося ее не наскакивать на него с разбега.
Агнессе теперь дико нравилось вспоминать, как Принц уходил от ответов на ее вопросы, избегая рассказов об этом случае. Ей виделось в этом поведении неотразимое мужество, неожиданная в его случае, - насколько она успела его узнать, - личностная самостоятельность и желание уберечь ее от волнений. Будь здесь Лена - чувствительная и сентиментальная, - и будь она в курсе произошедшего, то она бы попросту была шокирована тем, какой счастливой, радостной и сияющей выглядит сейчас Агнесса, узнав, что ее возлюбленного, мечту всей ее жизни – едва не прикончили на дороге. Настолько долго и мучительно волновали Агнессу причины его непонятного и неожиданного поведения, что теперь, зная их, она испытала облегчение, не идущее ни в какое сравнение по своей силе с тревогой и беспокойством о состоянии любимого и об опасности, которой он подвергался. Тем более, что он теперь наверняка в порядке, и уже завтра она увидит его. Более того, ее осведомленность об инциденте, - при желании Принца скрыть его, - приобретает особую интригу, когда она может тайком примечать его реакции.
Она, как было запланировано ею для прошлого раза, улеглась в пенистую ванну и стала ждать появления Принца. Она успела сообщить ему, что дверь будет открыта, - чтобы он не стучал, и чтобы ей не пришлось подходить к двери. Однако, все оказалось не так-то просто. Ровно в семь раздался стук, который Агнесса могла прекрасно слышать, так как дверь в ванную была открыта настежь. Закатив глаза в досаде и сделав глубокий вдох, Агнесса решила пустить ситуацию на самотек. Пусть стучит! Пусть барабанит сколько влезет! Она ему уже написала, что дверь открыта! А если он так глуп, что не понимает того, что ему говорят, - то пусть хоть обстукается! Интересно, если бы был пожар, - он и тогда бы стал дожидаться разрешения войти? Чем дольше и настойчивее раздавался стук, тем более зеленела Агнесса от злости, - но даже и не думала вылезать из ванной. Наконец, стуки прекратились и все затихло. Через минуту раздался звонок на ее мобильный. Так или иначе, Агнессе пришлось, проклиная все на свете, вылезти из ванны и пройти в комнату, чтобы взять с кровати трубку ответить на звонок.
- Алло!
- Котенок! Где ты сейчас?
- Я в номере, дорогой! – стиснув зубы, отчеканила Агнесса.
- Тебя там нет! Ты в каком номере? В том же самом?
- Естественно! А с чего ты взял, что меня там нет? – все тем же ядовито-ледяным тоном поинтересовалась Агнесса.
- Мне никто не открыл!
- Ты получил мое сообщеие о том, что дверь не будет заперта? – Агнесса, бросив полотенце на кровать, вернулась в ванную и улеглась в воду.
- Конечно! Только я не понял, в чем фишка.
- Фишка в том, безмозглое существо, что ты мог бы войти в комнату, не поднимая шума и не паникуя.
- Не понял...
- Черт побери, - просто открой дверь снаружи и войди, - без стука! Понял?
- Я могу это сделать?
- Да, можешь! Идиот! – отключившись от разговора, Агнесса швырнула телефон в сторону выхода из ванной и сделала глубокий вдох, пытаясь прийти в себя.
Наивность и тугодумство, которые иногда проявлял Стэн, всегда умиляли и очаровывали Агнессу, и она не могла долго сердиться на него за это, так как умом понимала все влияние воспитания и менталитета. Когда же она услышала, как открылась дверь в номер, от ее раздраженности не осталось и следа, и лицо ее озарилось радостью и восторгом.
- Малышка! Где же ты?
- Я здесь, солнышко!
- Черт, что это? Я едва не раздавил твой телефон! Я положу его над телевизором! – сияя лучезарной улыбкой, Стэн появился в проеме ванной и уставился на Агнессу.
Он, кажется, изрядно постройнел: от еле заметного брюшка не оставалось и следа, а на щеках почему-то появился румянец, которого Агнесса раньше не замечала, но который теперь казался ей настолько уместным и подходящим ему, что она восприняла его как неотъемлемую часть любимого образа. Вытянув ему навстречу обе руки, с которых ручьем стекала вода, Агнесса зажмурилась и замерла в блаженствующем ожидании, пока не почувствовала, как он присел возле ванны и, взявшись за ее волосы на затылке, вначале едва коснулся ее губ своими и лишь затем, будто дав себе время налюбоваться ею, обдал ее лицо жарким дыханием и слился с ней в глубоком и страстном поцелуе. Обвив мокрыми руками его голову, она, стараясь не касаться его плеча, продолжала покрывать поцелуями его лицо, теребить его волосы, и счастью и восторгу ее не было предела в эти минуты.
- Давай-ка, вылезай отсюда, котенок! – сказал он, наконец, и даже сделал попытку приподнять ее из ванны.
- Да, да, сладкий, - засуетилась Агнесса, - я сейчас выйду, - я сама, хорошо? Подожди меня в комнате!
Когда Стэн вышел из ванной, она стала вытираться, глядя на себя в зеркало, и ей показалось что лицевые мышцы попросту не слушаются ее, ибо счастливая улыбка буквально приклеилась к ее лицу!
- Только не вздумай одеваться, женщина! – и Стэн, отбросив красную розу в дальний угол кровати, развалился на ней в ожидании Агнессы.
Когда «свидание как таковое» началось, Агнессе показалось, что Стэн попросту – каким-то чудом! - заранее ознакомился со сценарием, который она написала в своем воображении, имея четкие и конкретные пожелания по развитию событий. Он будто знал уже, что ей хотелось немедленно заняться любовью, без всяких многочасовых предварительных ласк, которые так утомили их обоих в прошлый раз. Принц старался оставаться в своем поло, но Агнесса бессловесно настояла на том, чтобы он снял его, бережно помогая ему в этом. Любопытство заставило ее остановить взгляд там, где, по ее представлениям, должна была находиться страшная рана, но она увидела лишь серовато-розовый рубец не более пяти сантиметров в длину и едва заметное углубление на поверхности тела. Впрочем, Стэн постарался как можно скорее скрыть от Агнессы свои увечья и отвлек ее ласками и поцелуями. Почувствовав, наконец, в себе его плоть, она еле слышно простонала, шумно выдохнув, и крепко обвила руками его шею, когда он вдруг остановился и проговорил вполголоса, тяжело дыша:
- Это не очень хорошая идея, котенок!
- А?
- Я имею в виду, напрасно ты так напряжена! Тебе там нужно расслабиться, - иначе, как в прошлый раз, - счет пойдет на секунды...
- Делай все, что получается, любовь моя! Я пойму и приму все что угодно, обещаю! Пусть все будет, как ты хочешь!
- Я хочу, чтобы ты расслабилась, слышишь? – шептал он, целуя уголки ее рта, - Это то, чего я хочу!
- Я сделаю все возможное, чтобы получилось так, как ты хочешь, солнышко мое! – говоря эти слова, она получала удовольствие и, смакуя каждое свое слово, восхищалась тем, как можно запросто и при этом совершенно искренне разговаривать с любовником в подобном ключе.
И это – действительно любовник! Это не спонсор, не «папик», не «последний шанс», не «спасительный вариант», не «на безрыбье рак», не «срочная замена», не «ситуационный компромисс»! Это не суррогат! Это на самом деле – самый желанный и самый любимый человек на свете – без каких-либо предусловий и вопреки всему, что происходит в ее или в его жизни! Это - роскошь!
- А теперь ты мне ответишь на один очень важный и щекотливый вопрос котенок, - пробормотал Стэн, когда они уже вдоволь насладились нежными и упоительными последствиями страстного любовного действа, - ты мне ответишь, кто такой Джон.
- Что? Какой к чертям Джон? – Агнесса даже приоткрыла правый глаз, оставив левый блаженствующе-зажмуренным.
- Именно об этом я тебя и спрашиваю, котенок: кто такой Джон на фиг?
- В чем дело, не понимаю!
- За это время... которое, слава Богу, - если ты заметила, - составило гораздо больше сорока секунд, - ты несколько раз назвала меня Джоном.
- А?
- Я, конечно, понимаю, что Стэнли и Джон – это на редкость созвучные имена, но все же не до такой степени, чтобы полностью заменить одно другим, котенок!
- Ха-ха-ха-ха, сладкий! Ты ничего не понимаешь! Это у меня просто вырвалось... междометие такое, - армянское.
- Котенок, не нужно использовать культурные фишки для того, чтобы дурачить меня. Я хоть и не семи пядей во лбу, но все же не совсем идиот.
Стэн говорил все тем же утомленным и тихим голосом, не открывая глаз, не переставая поглаживать ее туловище, и Агнесса не могла точно определиться с тем, насколько серьезно следует воспринимать его претензии.
- Ты на полном серьезе считаешь, что у меня есть некий Джон, которому я изменяю с тобой и чьим именем я тебя называю?
- Ты практически озвучила мою версию, котенок! С одной лишь поправкой: ты изменяешь не ему со мной, а мне с ним!
- Ха-ха-ха-ха-ха!!! – Агнесса расхохоталась так, что Стэн уставился на нее во весь свой не уткнутый в подушку глаз, - Знаешь что? Я никак не предполагала, что мне придется в этом тебя просвещать! То, что я тебе говорила – это всего лишь восклицание, означающее, что ты – моя жизнь! Понимаешь? Ты – мое сердце, моя душа и моя любовь! Тебе ясно? – и, заерзав под покрывалом, она расплылась в блаженствующей улыбке и уткнулась лицом в его солнечное сплетение, будто подпитываясь от него жизненной энергией.
Никогда прежде не говорила она этих слов в большим наслаждением и с большей легкостью. Они изливались из нее неподдельной искренностью и в то же время легкой и беспечной, ни к чему не обязывающей игрой. Она наслаждалась новизной не только этой милой и трогательной личности, этого безмерно привлекательного и удивительно родного ее восприятию тела, и не только «дебютностью» языка на котором произносятся эти признания, но и полнейшей безответственностью ситуации, - при всей ее реальности и при всей искренности произносимых слов! – свободой и непосредственностью, раскрепощенностью на стадии полета. Она может говорить и делать все, что ей вздумается! И он – исчезнет из ее поля зрения через несколько часов! Он не надоест ей, не приестся, не осточертеет! Для этого попросту нет условий! И это можно протянуть сколь угодно долго! И ей это нравится! Она - на вершине блаженства!
- Сладкий, сладкий мой котеночек! – пробормотал Принц, глубоко вздохнув, и чуть ли не изо всех сил прижал ее к себе, - услышав при этом ее капризный стон, перешедший в смешок, - Я никогда в жизни никому не говорил... ну, кроме своих детей...
- «Я люблю тебя»?
- Ага...
- Я не жду от тебя этих слов, сладкий! Они слишком ко многому обязывают! Меня - в первую очередь...
- Но ты их сказала... то есть, имела это в виду, не так ли? – обратив ее лицо к себе, он пристально посмотрел на нее, и его тяжеловатые брови напряженно опустились к его широко раскрытым в трогательном васильковом любопытстве глазам, а уголки привычно поджатого крупного рта еще глубже «въелись» в литые щеки, мило и трогательно подернутые все тем же легким румянцем.
Агнессе стало не по себе от этого взгляда, и ей показалось, что наступает поворотный момент в чувствах и отношениях, к которому она не просто совершенно не готова, но и которого собственно и не желает! У нее возникло ощущение невесть откуда взявшегося серого облака в чистом небе.
- Я... понимаешь, сладкий, я тебя обожаю, и мне нравится быть с тобой, - как ни с кем и никогда, честное слово!..
- Спасибо, котенок! Ты мне нравишься тоже, и я еле сдерживаюсь, чтобы не наговорить тебе кучу сентиментальных глупостей, над которыми обычно потешаюсь. А сдерживаюсь я еще и потому, что... есть в тебе нечто такое, что делает тебя опасной для таких чувств, - опасной, как пропасть, над которой навис туман...
- Ты заговорил как Ветер...
- Ха-ха-ха! Похоже! Я сейчас будто писал провальное эссе на приемном экзамене в поэтическую школу... Кстати, я должен тебе кое-в-чем признаться, малышка...
- По поводу Ветра?
- Да... Как ты догадалась?
- Я видела его фото...
- Он понравился тебе? – Стэн задал этот вопрос все тем же полушепотом, которым вел всю беседу, но в глазах его появилась столь трогательная обреченность, что Агнесса не выдержала и бросилась жадно целовать его:
- Ты – мое единственное и неповторимое счастье! Не забывай об этом никогда, солнышко! Я обожаю тебя... ты – самый яркий и самый замечательный лучик из всех, что когда-либо освещали мою любовную жизнь!
- Ха-ха-ха-ха! Спасибо, котенок! Кажется, мы с тобой можем посоревноваться в провальности поэтических эссе!
Они весело и искренне смеялись, ерзая и ласкаясь, и когда смех затих и повисла расслабляющая пауза, Стэн прервал ее, не перестав широко улыбаться и поглаживать ее упругий живот:
- Послушай, а ты мне точно не солгала по поводу своего возраста?
- Да нет же!
- И у тебя действительно – дети?
- Конечно!
- И они у тебя все - свои?
- А?
- Ну, ты сама их родила или усыновила?
- С ума сошел! – рассердилась Агнесса, отстранившись и возмущенно уставившись на него, - конечно, сама!
- Почему ты сердишься? Что я такого сказал?
- Как - что? Ты спросил, - мои ли у меня дети или приемные!
- Ну да! Так они твои или приемные?
- А у тебя – приемные, негодяй?
- Нет, но я не понимаю, почему ты так взбесилась, - я ведь только спросил, котенок...
- И ты не понимаешь?
- Я только что спросил тебя... Я имел в виду, что... Я хотел сделать тебе комплимент, понимаешь?
Стэн выглядел настолько растерянным и оробевшим в своем недоумении, что Агнесса, растроганная и умиленная, ласково и жадно расцеловала его вновь:
- Прости, сладкий, прости, солнышко! Мы с тобой как два идиота, - нам еще нужно научиться понимать друг друга! И это так здорово, если разобраться!
Продолжение следует
#123
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 14 Октябрь 2011 - 12:58
Полностью уверенная в дальнейшем развитии событий на «личном фронте», Арминэ терпеливо ждала соответствующих действий со стороны Ашота, - приглашений, объяснений, объявления о помолвке. Она уже набросала себе схему дальнейшей своей жизни – не только телесной, но и эмоциональной. Ашоту же перспектива женитьбы на Арминэ с каждым днем казалась все более безрадостной. На фоне хладнокровного равнодушия и торжественного молчания Ани, которое делало мир Ашота черно-белым, а жизнь лишенной ярких впечатлений и искренней радости, мысли об Арминэ – еще год назад казавшейся ему единственно подходящей и страстно желаемой женщиной на Земле, - вызывали у него раздражение и досаду. Он понимал, что девушка ни в чем не виновата, и что именно поведение Ани портит ему всю картину.
Встретив Агнессу у выхода с работы, Ашот игриво и фамильярно подхватил ее под локоть и с широкой улыбкой предложил:
- Нэсс, посидим в Старбаксе?
Слегка потрясенная неожиданным появлением Ашота, Агнесса сперва растерялась, и у нее возник порыв избавиться от его общества, но, подумав об Ане, она решила слегка «прощупать» обстановку и произнесла:
- Нет, в Старбакс не хочу, - я планировала пробежаться по плазе, - составишь мне компанию?
- Ну, по плазе так по плазе. Мне нужно с тобой поговорить, и очень серьезно. Дело касается Ани.
Иронично усмехнувшись, Агнесса качнула головой и, похлопала Ашота по спине.
- Аня – отличная девчонка, и будь я мужчиной, я бы позавидовала любому, кто смог завоевать ее сердце...
- Будь ты мужиком, Нэсс, мы бы с тобой сцепились из-за нее, - рассмеялся Ашот.
- Так в чем же дело? Я не мужик, и твоя дорога совершенно свободна... как это ни странно. Чем я могу сейчас тебе помочь?
- Ну объясни ты ей, что положение любовницы намного выгоднее, чем жены – тем более, армянской.
- А?
- Ну, расскажи ей, что наши женщины вечно под колпаком у родни мужа, что обсуждается каждое их слово, движение, шмотка... Объясни, что слишком много ответственности в положении армянской жены: чистый дом, трехразовая кухня, одетые-причесанные дети, накормленные-уложенные спать гости, - я ведь вижу по ней, что она не потянет этот эшелон, – не то у нее воспитание и не те приоритеты.
- Ты сам себе противоречишь, Ашот! – чуть ли не с издевкой в голосе заметила Агнесса, - За что же ты любишь Аню, – если, по-твоему, - она не соответствует твоим представлениям об армянской жене?
Пораженный столь «прямолинейной» логикой, Ашот даже замедлил шаг и повернулся к Агнессе всем копрусом:
- Нэсс, как ты можешь так примитивно мыслить? Не ожидал от тебя! Разве любят за соответствие представлениям?
- Я ждала этого вопроса! Тогда встречный вопрос: женятся – по любви?
- Нэсс, уж кто-кто, а ты-то должна меня понять! Ты ведь из наших, жила среди своих, знаешь, что наши могут попросту съесть заживо, если что не так.
- Ничего подобного! Что ты несешь! Что за страшилки?
- Не знаю. Я всю свою жизнь прожил с таким ощущением.
- Не повезло...
- Не говори так, - я обижусь. Речь о моих родных в конце концов. Я собираюсь вызывать родителей, - они конечно же будут жить со мнoй. Как ты это себе представляешь при неармянской жене?
- У всех у нас есть родные. И я обожаю и ценю своих родных прежде всего за то, что они желают мне счастья, а не за то, что норовят контролировать мое личное пространство.
- Ну вот, начала философствовать! А я лично прекрасно понимаю это желание контролировать! Оно в корне верное, по сути своей.
- А твои чувства к Ане – что они такое «в корне по сути своей»? – передразнила Агнесса.
- Их корень я вижу в похоти, в тщеславии, в самолюбии... согласись, что это очень сильные, хотя и не самые приличные инстинкты.
- Ха! «Неприличные инстинкты»!
- Да. Но я не святой, и я не хотел бы отказываться от удовлетворения их. Я хочу, – как это делают многие... – Ашот умолк в поисках подходящего определения.
- И рыбку съесть и аквариум выпить? Послушай, ты ведь понимаешь, что я желаю Ане только лучшего, и поэтому, никогда не стала бы уговаривать ее идти на такую авантюру с тобой.
«Ей нужен только брак!» - едва не добавила Агнесса, но вовремя остановилась. Не желая вдаваться в разговоре с Ашотом в «эмиграционные» проблемы своих подруг, Агнесса была ограничена в аргументах. Ашот понятия не имел о том, что Аня с Леной находятся в стране на птичьих правах, и по идее могут быть депортированы в любую минуту.
- Я сейчас в таком положении, когда мне нужно заново добиваться ее любви и доверия, - чтобы она одумалась и не разрывала наши отношения.
- Ашот, единственный способ восстановить ваши отношения – это сделать ей предложение...
- Нэсс, это полнейший нонсенс! Просто я думал, что ты меня поймешь... в силу определенных обстоятельств...
- Не поняла, - каких?
- Извини, если шокирую тебя, но меня не покидает ощущение, что ты – «котенок»...
- Вот как... – Агнесса была приятно удивлена тому, как ее ничуть не напрягло это предположение Ашота.
- Жить с одним, и тайно переписываться и встречаться с другим – чем не аналогия? Какими соображениями руководствуется котенок?
- В документе нигде не указано, что у котенка есть муж, жених или бойфренд...
- Но у тебя-то – есть!
Как ни странно, Агнессе в эту минуту казалось совершенно нецелесообразным, а скорее даже унизительным отрицать, увиливать, юлить.
- У меня – есть... Но я – женщина! Я имею право...
- На что? На любовника при живом Давиде?
- Ну, если предполагаемый любовник... восполняет для котенка то, что давно померкло с пресловутым «Давидом», то для полноты ощущений...
- Вот! А я тебе о чем!
- Но я – женщина!
- Да у тебя в мыслях все вверх тормашками, Нэсс! – воскликнул Ашот, - Это именно мужчинам нужна полнота ощущений, а не женщинам! Дело женщины – растить детей и вести дом. А мужчина, чтобы быть полноценным отцом семейства, должен иметь «полноту ощущений», иначе рано или поздно он бросит семью, будь там хоть сколько угодно детей! – помолчав, Ашот добавил: - Или скончается от инфаркта! Что, собственно, часто и происходит...
Как ни странно, ни Арминэ, ни Ашот, поговорив с Агнессой на предмет идентификации котенка, так и не обзавелись однозначным мнением на этот счет. В случае с Арминэ помогли подружки, а в случае Ашота – его озабоченность собственными проблемами.
Впрочем, разговор с Агнессой так или иначе повлиял на Ашота. Во всяком случае, его телефонный разговор с матерью был бы совсем иным, не поговори он пару часов назад с Агнессой.
- Ты почему тянешь, Ашот-джан? Мы уже здесь всем рассказали, что у вас, наконец, все склеилось, - все ждут объявления о вашей свадьбе... Или Арминэ опять пошла на попятный? Не может быть! Ее мать мне говорила, что с их стороны все улажено!
- Мама, все не так просто. Надо подождать немного...
- Ждать больше нечего. Вы оба уже немолодые люди, и я не понимаю, что с тобой происходит, сынок! Ты ведь так любишь ее!
- Мама, любовь тоже не вечна.
- Сынок, я прошу тебя, не подведи нас! Неужели ты - из-за какого-то мимолетного увлечения - готов забыть любовь всей своей жизни? Я знала, что эта Америка до добра не доведет! Запомни, сын, ты –армянин, - в любой точке земли! Ты вырос здесь, ты дышал этим воздухом всю свою жизнь, и несколько месяцев или лет не должны тебя изменить. Будь собой! Будь собой!
- Мама, перестань! Собой я и пытаюсь быть... – при всем уважении, при всей любви к родителям, Ашот поймал себя на мысли, что будь они образованны наравне с ним, ему было бы легче достучаться до них, воззвать к пониманию и соответствующему восприятию его слов.
В данном же случае, - при всем их обаянии, уважении к ним со стороны соседей, родных и знакомых, при всей их доброте и любви к детям, - любая высказанная им мысль может быть понята ими превратно и воспринята как личное оскорбление. Малообразованные люди обычно насколько простодушны и добры в общем и целом, настолько строги и обидчивы по отношению к своим детям. В этом, конечно, нет ничего плохого, но для него – и хорошего в данном случае мало. Высшее образование у детей малообразованных родителей часто создает пропасть непонимания между ними.
- Собой? Ты пытаешься быть собой, игнорируя мнение родных, игнорируя свою любимую девушку, игнорируя наши вековые обычаи?
Последние слова привели Ашота в подлинное бешенство, и ему было сложно сдерживаться.
- Мама, а где у тебя уверенность, что это именно наши, - армянские! – обычаи? По мне, так они скорее арабские или турецкие! А нашим, истинно армянским обычаям, - еще наверное несколько столетий нужно, чтобы вернуть себе – отвоевать! - свое место в нашей жизни!
- Что? Что? – голос матери сорвался на крик, - Ты хоть сам себя – слышишь? Что Америка с вами сделала? Ашот! Возвращайся домой! Слышишь?
- Мама, я никогда не вернусь туда – во всяком случае навсегда... а вот вас – заберу, не сомневайся. Мам-джан, ты, главное, не волнуйся. Ты прoсто знай, что я все сделаю для того, чтобы вы были счастливы, - даже жизнь свою отдам. Но не свое сердце, - понимаешь? Прости...
Я чувствую себя на редкость счастливым и в то же время дико несчастным. И оба эти ощущения связаны только с Котенком. Шэннон и дети существуют отдельно в какой-то другой, будто зеркальной части моего внутреннего мира, и они несомненно делают меня счастливым и спокойным. Котенок же привносит в мой мир смятение, дрожь, яркость и неопределенность. Эти дикие краски, ослепляющие, увлекающие, завораживающие, - возникают в моем сознании всякий раз, когда я думаю о котенке или общаюсь с ней. Мне теперь всегда будет не хватать ее. Я бесконечно счастлив потому, что во время нашей последней встречи мы все-таки пришли к соглашению. И я дико несчастен от того, что это, как выяснилось, - единственно приемлемое для нее соглашение. Я знаю, что она ценит свою свободу. Я знаю также, что ее не прельщает, «стандартный», как она выразилась, семейный уклад. Я не силен в гороскопах, но, кажется, именно новаторство и бегство от стандартов – «фирменное» качество ее знака. Кроме того, я и сам чувствую, что у нас с котенком – при моем «богатом и плодотворном» прошлом – стандартный брак немыслим по определению.
Она почему-то попросила меня не говорить Робу о нас, - и это меня слегка удручает. Не то, что бы я сильно рвался в срочном порядке сообщить брату о моих отношениях с котенком, - но сам факт того, что она желает скрыть от него свою «несвободу» коробит меня неприятной подозрительностью. Я не стал интересоваться причинами, поскольку чувствовал, что она не желает их раскрывать. И потом, я решил дать себе шанс самому поразмыслить и разобраться в них. Итак, она видела фото Роба и наверняка, как всякая женщина со вкусом, не могла не оценить его породистой мужественности, которая придает всем его заочно паточно-сопливым речам совершенно иной, - пикантный и неповторимо оригинальный характер. Я не признался ей в том, что уже с самого начала – когда всячески обесценивал эти перлы, насмехался и издевался над ними, - прекрасно знал, кто является их автором. Думаю, это не та «истина», у которой есть шанс рано или поздно вырваться наружу – если я сам этого не пожелаю. Но что это меняет? Она все равно считает его великолепным, - и она права, черт побери! Так почему – почему она не желает, чтобы ему стало известно о нашей любви? А впрочем, все может быть довольно просто: она попросту стесняется его, - ведь ей хотелось бы быть безупречной в его глазах, - а не той, которая позволяет себе тайно встречаться с отцом семейства. Впрочем, наше с ней соглашение вроде должно было разрешить эту «проблему». Желая разобраться в этом самостоятельно, я решил воспользоваться возможностью переписки с братом на чате социальной сети.
- Ну что, - ты убедился, наконец, что Агнесса на самом деле вовсе не тот идеал, который ты ищешь?
- Странно, что ты задаешь этот вопрос именно тогда, когда я убедился в совершенно обратном! – виртуально разулыбался Роб мне в ответ, - Она оказалась единственной, - за всю мою жизнь! – в мыслях о которой у меня беспрецедентно гармонируют физическое и духовное. В ней я чувствую мужской ум, женственный характер, мужскую адекватность и женскую нежность. Это редчайшее сочетание качеств, Стэн. А если все это идет в комплекте со столь ослепительной экзотической красотой, то она превращается для меня в единственно желанного партнера – на всю жизнь!
- Ты ведь не видел ее!
- Ты имеешь в виду, что на фото может быть вовсе не она? Брось! Этот взгляд, эти губы, эти скулы, эта посадка головы, – все это идеально сочетается с каждым словом, которое она пишет!
- А что же она? Отвечает тебе взаимностью?
- О да, Стэн! Не сразу, но постепенно она прониклась ко мне тем, что я называю нежной привязанностью. Жаль, конечно, что это получило особый толчок лишь после того, как она увидела меня на фото... это выдает в ней несколько нездоровый эстетизм, который обычно не свойственен женщинам, привыкшим любить «ушами», но я собственно и не ожидал от нее «обычности». В конце концов, мне повезло с генами, и ее эстетизм найдет себе полнейшее удовлетворение. Хотя ты сам знаешь, как я всю жизнь старался увлечь женщин прежде всего своим внутренним миром, а не внешностью. На внешность могут попасться не самые глубокомысленные дамы, а я, как ты помнишь, всегда опасался тех, кого интересуют не наши душевные и человеческие качества, а наша польская колбаска!
- Ха-ха-ха, Роб, я давно уже забыл эту отцовскую присказку!
- Старик наш знает толк в этих делах! И я рад, что мне передались его способности распознавать стоящее, - и я распознал это в Агнессе!
- Вы договорились встретиться? – я задавал этот вопрос и удивлялся тому, как дрожу от волнения, поскольку, как ни странно, я вполне допускал мысль о том, что котенок может вести двойную игру, но мне все равно было бы неприятно убедиться в этом.
- Да, она прилетит ко мне, - как только я забронирую для нее билеты в оба конца.
- К тебе? В Нью-Йорк?
- Да, на неделю, - больше ей не удастся выпросить на работе.
Готовый сию же минуту рассказать брату о том, что Агнесса – моя любовница, я в то же время вспоминаю ее просьбу и мое обещание молчать. Я начинаю убеждать себя, что эта прекрасная и агрессивная в требованиях к любовной жизни женщина имеет право на свободный выбор. Я пытаюсь найти положительные стороны в этой ситуации: если она выберет меня – я буду не просто счастлив, но и горд тем, что не обошлось без соперничества – и какого! Если же она выберет его, то у меня будет шанс вернуть себе спокойствие и размеренную жизнь, избавиться от тревог и волнений... О нет, черт побери, мне это не удастся! Нет пути назад, - нет! Я не должен уступать ее! Да и потом, – наше соглашение! Оно многое означает! Договорилась ли она раньше с ним, чем со мной – или позже, – не имеет никакого значения! Потому что с ним она договорилась лишь встретиться, а со мной - ... Конечно! Пусть делает все, что угодно! Я прощу ей эту слабость. В конце концов, она все время была достаточно тактична, чтобы ни разу не задать мне вопроса об отношениях с Шэннон. Я уверен, что будь у нее далеко идущие планы относительно Роба, – она бы не стала вступать со мной в подобные соглашения. Я уверен также в том, что она выполнит условия нашего соглашения вне зависимости от того, насколько Роб понравится ей. Мой котенок – как это ни парадоксально - внушает мне доверие и чувство надежности, – даже при том, что, оказывается, способна вести двойную игру. Но не это ли делает ее той необычной и экзотически своеобразной леди, какой я ее обожаю?..
Около восьми вечера, нарезая лук, Агнесса увидела, как Лена, открыв снаружи своим ключом, стремительно вошла и приложилась к двери, будто хотела закрыть ее раньше, чем это бы сделал доводчик. Агнесса была вся в слезах и не сразу приметила перепуганный вид подруги.
- Вот, Давид заказал карабахские лепешки с зеленью, – теперь провожусь тут весь вечер.
- Давид ничего не заказывал – прозвучал из-за компьютера трубный голос, - не верь ей, Лена! Она сама предложила мне, и я любезно согласился! Вот увидишь, я съем не больше двух а она самолично уплетет все остальное!
- Меня депортируют! Меня теперь депортируют! За мной скоро явятся, заберут и оправят в Рашу!!! – дрожащим голосом, все еще не отходя от двери, повторяла Лена.
Давид встал из-за компьютерного стола и прошел к выходу, чтобы лучше расслышать тревожное бормотание Лены. Агнесса отложила нож, сполоснула руки под раковиной и устремилась к подруге, усадив ее на диван:
- Лена, успокойся, умоляю тебя! В чем дело?
Косясь на Давида, которому не были известны все подробности ее «махинаций» с мужчинами, Лена не осмеливалась начать рассказ, но Агнесса, уверенная в лояльности Давида, в искренней его симпатии к Лене, решительно кивнула ей, крепко ухватила за руки, давая почувствовать поддержку, и уставилась на нее выжидающе.
- Нэсс, я не понимаю, как так получилось, но мы были в баре с Тони, и нас там застукал Алекс! Будто Солана – это просто деревня!
- Алекс – это который полицейский? – неожиданно для обеих женщин, вмешался Давид.
- Нет, он военный, - ответила Лена, - полицейских у меня не было. Он звонил несколько раз, но я не отвечала, - не до него мне было. И вот – на тебе, явился!
- Он тебя запеленговал по местонахождению твоего мобильника, - усмехнулся Давид, - военный или полицейский – им ничего не стоит это провернуть!
- Ой, скорее всего так и было, - Лена остановила задумчивый взгляд на лице Давида, - он явился такой торжественно-строгий, а я как раз вовсю ласкаюсь с Тони, мы обсуждаем с ним наши дела... А Алексу-то я сказала, что весь день лежу, плохо себя чувствую... Вот он и трезвонил мне, чтобы узнать, как я...
- И что дальше? Они подрались? – нетерпеливо заерзала Агнесса.
- Подрались – не то слово, Нэсс! Весь бар стоял на ушах! Каждый из них орал, что я ношу его ребенка, что мы должны скоро пожениться, что второй тут лишний! Сначала Алекс толкнул Тони, а тот и так уже напился, еле на ногах стоял, мало что соображал, ну и отлетел куда-то в темный угол, там на что-то напоролся, грохот, крики, - потом оттуда вылез уже со стулом в руке и как запустит в Алекса, - ну, промахнулся, стул попал, естественно, прямо за стойку, снова звон стекла, снова крики, ну они оба вовсю, криком пересказывают друг другу всю историю отношений со мной, - у этих американских мужчин вместо языка - помело! Весь бар слышал, с кем я, когда я, где, почему и как, - представляешь? Нет бы молча и зло подраться – и потом только сесть и тихо, приватно и цивилизованно обсудить все дела! И, естественно, кто-то вызвал полицию, – слава Богу, в бар заглянул Булат – ну, этот турок-велорикша, - и ловко под шумок вывел меня оттуда, пока еще полицейские не явились... Он меня и привез сюда. Но представь, если они расскажут все это полицейским, и те начнут расследовать все это дело, доберутся до меня, проверят документы... Это ведь верный депорт!
- Подожди, Лена, я не понял, это - всё? – запальчиво воскликнул Давид, будто разочарованный слишком коротким рассказом.
- Ну да! За мной в любую минуту могут явиться и депортировать!
- Лена, успокойся! Полицейские к тебе могут и не явиться, - ты ни в чем не замечена, тебя там даже и не было. Тони и Алекс – вот кто устроили разгром.
- Но полиция начнет их допрашивать что да почему... и тут выяснится, что яблоко раздора – это я!
- Да хоть Хиллари Клинтон! – весело парировал Давид, - Это уже не интересует полицию! Они в любом случае не должны были так себя вести, - а ты ни при чем!
- Но, Давид, а где гарантия того, что они сами не попросят дознания, очных ставок и прочего... – робко осведомилась Агнесса, не на шутку перепуганная за подругу.
- И тогда полиция вряд ли явится на дом, – сдержанно, терпеливо, сменив тон и выражение лица, отвечал Давид, - они просто вызовут ее повесткой по почте. Там ее попросят предъявить удостоверение личности, - причем лишь для того, чтобы убедиться, что пришла именно она а не подставная... - а на нем сроки визы не указаны. А если бы и были указаны, то полиция – это одно ведомство, а иммиграционный офис – совсем другое. Полицию интересует правопорядок как таковой, а не визовые вопросы. Лена... успокойся, не нервничай и давай ужинать вместе...
- Не нервничать не получится, Давид... ведь у меня может сорваться спасительный брак...
- Хорошее дело браком не назовут, Лена! – сбанальничал Давид и спокойно вернулся к компьютеру.
Агнесса, держа подругу за плечи, встретилась с ней глазами и мягко и в то же время устало улыбнулась, будто и успокаивая ее, и скептически реагируя на заезженную шутку Давида.
Телефонный разговор с матерью, в котором Ашот впервые в жизни сорвался на тему упадочности и никчемности навязываемых ему традиций, придал ему еще больше решимости восстановить отношения с Аней. Он был еще очень далек от мысли о женитьбе на ней, но то, то брак с Арминэ стал для него практически «невыполнимой миссией», он сознавал четко. Стэлла же, то и дело слыша от дочери лаконичные и вялые комментарии по поводу бездействия Ашота в матримониальном направлении, решилась на новую поездку в Калифорнию, - на этот раз с мужем. Поскольку родители Ашота были на равных заинтересованы в браке детей, - тем более, что во всей этой истории красной нитью шла аргументация о недопустимости попадания их драгоценного чада в сети особы с «сомнительным прошлым», - Стэлла пообещала им вернуться уже с известием об обручении. Что касается Ани, то она, как и прежде, - что до знакомства с Ашотом, что во время него, что после разрыва, - как минимум пару раз в неделю пропадала вечерами с емкой формулировкой, «ну, я побежала», - распустив шелковистые, ниже талии, волосы, ярко накрасив глаза и губы, и одевшись так, чтобы все достоинства ее барбиобразной фигурки были особенно заметны.
- Наша Аня явно что-то мутит в параллельном измерении, - заметил Давид в один из таких вечеров, когда они возвращались с Агнессой из магазина и увидели, как Аня при полном параде садится в свою машину.
- И правильно делает, - язвительно отозвалась Агнесса, - в ее ситуации и с такими лицемерами, как твой Ашот – это святое дело.
- То есть, ты считаешь, что вести двойную или тройную игру – это не порочная природа человека, а всего лишь сила обстоятельств, заставляющая его это делать?
Расслышав в этом вопросе упрек в свой адрес и не будучи готовой развивать сейчас эту тему, Агнесса решила перевести стрелки:
- Давид! - с возмущенной раздражительностью, но не без веселья в голосе, воскликнула она, - ты-то хоть не строй из себя святошу! Вспомни сам свою молодость! Ты ведь не сожалеешь ни об одном своем поступке, и тебе ни за что не совестно!
- Сожалею я только об одном: что мы с тобой не встретились в Ереване тогда, когда ты там жила, - юная и совсем еще свеженькая на исторической родине, а я только вернулся из Армии. Или хотя бы чуть позже, когда ты еще не уехала в Москву, а я уже был по горло сыт своим спонтанным браком.
Помолчав с минуту, - будто замешкавшись в поисках ключей от входной двери, Агнесса вдруг посмотрела пристально на Давида и с каменным выражением на лице произнесла:
- А я бы тогда не повелась на тебя...
Это наверняка было правдой, - а не попыткой сострить или скокетничать. В те времена в Армении Давид не мог быть для нее такой «невидалью», какой он оказался здесь больше семи лет назад, когда она, едва приехав в Америку и попав в незнакомую среду, встретила «родную душу», - и Давид это осознал как нельзя более четко, потому и не среагировал на ее фразу, воспользовавшись тем что они вошли в квартиру, и им навстречу выбежали дети.
Как только Давид уснул, Агнесса вылезла из постели, накинула его рубашку и направилась в гостиную, - посидеть за компьютером. Хотя Стэн наверняка уже спит, - так как завтра рабочий день, - она все же рассчитывала найти от него послание, - пусть коротенькое, бессмысленное или глупое, - все равно они странным образом грели ей душу, и по прочтении их с ее лица еще долго не сходила счастливая и растроганная улыбка. Однако, не успев еще подойти к компьютеру, Агнесса увидела, как засветился ее телефон, и, взяв его в руки, прочла эсэмэску от Ани: «Не спишь?».
Через десять минут они уже сидели за чаем, и Аня рассказывала о своем вечере. Впрочем, рассказ ее касался вовсе не вечера как такового, а того, как Ашот постоянно вклинивался в него своими звонками.
- Почему ты не отключила телефон на фиг? – спросила Агнесса.
- У меня сестра в Волгограде рожает, - я не говорила?
- Ах, ну да...
- Я по-человечески попросила его не звонить...
- Ты все-таки заговорила с ним? – обрадованно воскликнула Агнесса.
- Нет, я написала ему эсэмэску. Но он продолжает трезвонить, вот и теперь, - смотри! – и Аня выставила свой андроид, на котором высветилась фотография Ашота, по-американски улыбающегося во все тридцать два зуба, - Нет, я не могу спокойно смотреть на его лицо! Мне так хреново!
- Ань, ты в самом деле ждешь, чтобы он сделал тебе предложение?
- Сама не понимаю, как это так выходит, но не просто жду, а даже мечтаю, - криво улыбнулась Аня, пряча глаза.
- Послушай, ты хоть в курсе, что он собирается вызывать родителей и жить с ними под одной крышей?
- Нет, не в курсе. Это правда?
- Это не просто правда, это закон жизни для него, – иначе он себе и не мыслит. Ты готова на это – даже ради любви к нему?
Выдержав паузу, Аня вдруг начала давить ложкой на блюдце кусок пирога, как если бы это была горячая картофелина.
- Нэсси, я и от своих-то родителей уже в семнадцать лет отделилась... Неужели он... погоди, сейчас я кое-что выкину, - прямо на твоих глазах. Мне терять нечего.
И, вдохновленная заговорщически-возбужденным видом Агнессы, Аня выбрала номер Ашота.
- Ну, привет. Уговорил, - я готова тебя выслушать. Чего тебе?
- Аня... – растерявшийся от столь неожиданного события – в виде аниной готовности выслушать его, Ашот не сразу нашелся что сказать, и поэтому, просто спросил: - как дела?
- Дела прекрасно, как всегда, но это не тема для разговора с тобой, тем более, в такой поздний час. Так чего тебе? Говори, пока я не передумала.
- Аня, только давай без хамства и подколов. Я все равно не буду сейчас говорить – нам для этого нужно встретиться.
- Нет, ты скажешь мне все сейчас, по телефону, а встретимся мы с тобой или нет – зависит от нашего разговора. Причем, ты уже знаешь, что еще одно слово на тему «любовницы», - и я никогда больше не отвечу тебе. Это железно.
- Не сомневаюсь. Но про «любовницу» речи больше не будет.
У Ани засветились глаза, но интонация не выдала ее радости и воодушевления.
- Так я слушаю тебя.
- Аня, я решил, что не стану жениться... на Арминэ.
Сделав рукой характерный жест, который Агнесса прочитала как «йесс!!», Аня хладнокровно ответила:
- Ну что же, значит, так и проживешь жизнь бобылем...
- Ну, не совсем бобылем, Ань... Я все-таки надеюсь, что у нас с тобой есть будущее.
- И какова моя роль в этом будущем?
- Ну, как ты сама захочешь... в лучшем случае – жены, а в альтернативном случае...
- То есть, в худшем?
- Нет, именно в альтернативном... понимаешь, есть некоторые нюансы...
- Слушаю тебя, - и Аня, стала медленно и торжественно кивать Агнессе, давая понять, что они подошли к «самой сути».
- В общем... нет. По телефону сложно. Ань, ну давай договоримся встретиться – хоть сейчас!
- Ашот, это наш последний с тобой разговор, и я пока так и не услышала в нем ничего, что бы меня подвигло на встречу с тобой.
- Разве? А слово «жена»?
- Это отличное слово, но я не уверена, что наши с тобой позиции совпадают в этом вопросе.
- То есть?
- Ты согласен, например, что муж и жена должны жить отдельно от родителей?
Поскольку в трубке повисла тишина, Аня сжала губы трубочкой и максимально вскинула брови, реагируя на то, как Агнесса, театрально-сокрушенно закрыв лицо руками, раздвинула затем пальцы, из-за которых были видны ее глаза, вознесенные к небу.
- Почему ты вдруг заговорила об этом? Кто тебя надоумил, - Агнесса?
- Я ведь слышала твое слово «нюансы», - и мне пришло в голову, что речь пойдет именно о том, чтобы жить вместе с твоими родителями. Так я не ошиблась?
- Я... Аня, если в моем воображении и есть идеальная картина жизни, то на ней ты – моя жена, живущая со мной и с моими родителями.
- Значит так, Ашот. Либо ты перерисовываешь свою «идеальную картину жизни», либо это был последний наш разговор. Спокойной ночи.
- Что ты натворила! – пораженная, воскликнула Агнесса, когда Аня повесила трубку, - Ты поставила его перед немыслимым выбором! Да и себе все испортила... Родители-то еще неизвестно когда здесь окажутся, - а тебе ведь так важно выйти за него! Потом бы ты, возможно, сама уговорила его жить отдельно. Не получилось бы у вас с совместной жизнью – так хоть с документами бы у тебя все наладилось. А теперь – что?
- А теперь я уверена, что он сделает выбор в мою пользу. Мне кажется я поставила ему этот ультиматум в самое подходящее время. Посмотрим, Нэсс.
С тех пор, как Роб рассказал мне о планах Котенка навестить его в Нью-Йорке, - к тому же за его счет, - мне стало слишком неспокойно за наши отношения с ней. Я частенько сержусь на себя за то, что позволил себе утратить бдительность и увлечься женщиной до такой степени, чтобы это чувство превратилось из радости в боль, и приносило не утешение самолюбию и повышение самооценки, - как это всегда было, - а скорее беспокойство, неуверенность и полное отсутствие контроля. Я чувствую себя щепкой, несущейся по течению, и меня бесит эта картинка. В чем дело, черт возьми! Почему я должен прогибаться под капризы избалованной стервочки, - даже если она и составляет все счастье и всю радость моей жизни? Почему я должен из-за мыслей о ней вести себя с детьми как зомби, лишать их радостных поездок по выходным – из-за мерзкого настроения, которого не думаю ни скрывать, ни объяснять кому-либо!? Почему вся моя терпимость, вежливость, игривость, веселый настрой и заботливое и заинтересованное внимание – достаются только ей одной, а моим домочадцам – только моя раздражительность, задумчивое молчание, замкнутость и апатия?
- Ты не представляешь, как я волнуюсь перед ее приездом, Стэн, - просто как мальчишка!
- Что именно тебя волнует, Роб?
- Воображая нашу встречу, я просто не знаю, как себя вести с ней.
- Тогда, может быть, вам и не встречаться вовсе! – съязвил я, еле скрывая раздражение, - тем более, что неизвестно еще, - вдруг у нее есть бойфренд! Ты не думал о том, что она не может быть одна?
- Я знаю все о ее любовной жизни, Стэн! Она рассказала мне об одном своем страстном увлечении, но я быстро опустил ее с небес на землю, так что с этим негодяем у нее давно уже покончено!
- С каким еще негодяем? – я был возмущен до глубины души тем, что котенок делился своими любовными историями не со мной, а с Робом.
- Она еще несколько месяцев назад встречалась с женатым человеком, который обращался с ней как с девочкой по вызову. Этот придурок все время врал ей о том, что то ли вот-вот разведется, то ли уже разведен, а сам продолжал жить с женой и пользоваться нежностью и доверчивостью Агнессы. А однажды этот сукин сын не явился на свидание и даже не удосужился объяснить ей причины, и потом несколько дней она «плакала на моем плече», сокрушаясь о том, что с ним наверняка случилось нечто ужасное. Слава Богу, я сумел втолковать ей, что этот мерзавец попросту ни во что ее не ставит, что он не любит ни ее, ни даже свою жену, а любит в этой жизни только себя, и готов питаться чужой любовью и чужими сердцами, ступая по ним своими ботинками, как если бы это были не сердца, а булыжники на мостовой...
Глубоко оскорбленный, я не выдержал и выдал следующий текст:
- Вот как! А она не рассказывала тебе случайно об одном на редкость липучем и приставучем лузере, который забрасывал ее слащавыми, приторными, будто слизанными у средневековых арабов и вымоченными в патоке славословиями, от которых стошнило бы даже прыщавую школьницу?
- С какой стати она стала бы делиться со мной тем, что ее не волнует и не трогает? Я – ее друг, и она доверяет мне и готова делиться с мной не всякими мелочами, а тем, что действительно важно и сложно для нее. Во мне она ищет поддержку, во мне она находит решение своих проблем, и именно меня она посвящает в мир своей души, - поэтому, всякие смешные и забавные глупости она оставляет для тех, кто ей менее важен, и кого она рассматривает не более чем как веселых знакомых, подходящих лишь для развлечений и легкомысленных пустопорожних разговорчиков.
Тяжело и глубоко дыша, я изо всех сил удерживал себя от того, чтобы не нарушить данное котенку слово. Одному Богу ведомо, как мне хотелось в тот момент, чтобы хоть кто-нибудь на свете оценил мои нечеловеческие, уникальные усилия, направленные на то, чтобы одним щелчком пальцев не уничтожить весь этот дурацкий спектакль, который Агнесса устроила Робу, и который он с таким упоением пересказывает мне. Как бы я хотел сейчас одной лишь фразой нарушить все их планы и смешать Робу все карты! Но пусть! Пусть она поедет к нему, пусть, черт возьми, он переспит с ней, - в этом-то я ни минуты не сомневаюсь! – и пусть после всего этого – она вернется и выполнит наше соглашение! Это будет даже эффектнее!
Продолжение следует
Встретив Агнессу у выхода с работы, Ашот игриво и фамильярно подхватил ее под локоть и с широкой улыбкой предложил:
- Нэсс, посидим в Старбаксе?
Слегка потрясенная неожиданным появлением Ашота, Агнесса сперва растерялась, и у нее возник порыв избавиться от его общества, но, подумав об Ане, она решила слегка «прощупать» обстановку и произнесла:
- Нет, в Старбакс не хочу, - я планировала пробежаться по плазе, - составишь мне компанию?
- Ну, по плазе так по плазе. Мне нужно с тобой поговорить, и очень серьезно. Дело касается Ани.
Иронично усмехнувшись, Агнесса качнула головой и, похлопала Ашота по спине.
- Аня – отличная девчонка, и будь я мужчиной, я бы позавидовала любому, кто смог завоевать ее сердце...
- Будь ты мужиком, Нэсс, мы бы с тобой сцепились из-за нее, - рассмеялся Ашот.
- Так в чем же дело? Я не мужик, и твоя дорога совершенно свободна... как это ни странно. Чем я могу сейчас тебе помочь?
- Ну объясни ты ей, что положение любовницы намного выгоднее, чем жены – тем более, армянской.
- А?
- Ну, расскажи ей, что наши женщины вечно под колпаком у родни мужа, что обсуждается каждое их слово, движение, шмотка... Объясни, что слишком много ответственности в положении армянской жены: чистый дом, трехразовая кухня, одетые-причесанные дети, накормленные-уложенные спать гости, - я ведь вижу по ней, что она не потянет этот эшелон, – не то у нее воспитание и не те приоритеты.
- Ты сам себе противоречишь, Ашот! – чуть ли не с издевкой в голосе заметила Агнесса, - За что же ты любишь Аню, – если, по-твоему, - она не соответствует твоим представлениям об армянской жене?
Пораженный столь «прямолинейной» логикой, Ашот даже замедлил шаг и повернулся к Агнессе всем копрусом:
- Нэсс, как ты можешь так примитивно мыслить? Не ожидал от тебя! Разве любят за соответствие представлениям?
- Я ждала этого вопроса! Тогда встречный вопрос: женятся – по любви?
- Нэсс, уж кто-кто, а ты-то должна меня понять! Ты ведь из наших, жила среди своих, знаешь, что наши могут попросту съесть заживо, если что не так.
- Ничего подобного! Что ты несешь! Что за страшилки?
- Не знаю. Я всю свою жизнь прожил с таким ощущением.
- Не повезло...
- Не говори так, - я обижусь. Речь о моих родных в конце концов. Я собираюсь вызывать родителей, - они конечно же будут жить со мнoй. Как ты это себе представляешь при неармянской жене?
- У всех у нас есть родные. И я обожаю и ценю своих родных прежде всего за то, что они желают мне счастья, а не за то, что норовят контролировать мое личное пространство.
- Ну вот, начала философствовать! А я лично прекрасно понимаю это желание контролировать! Оно в корне верное, по сути своей.
- А твои чувства к Ане – что они такое «в корне по сути своей»? – передразнила Агнесса.
- Их корень я вижу в похоти, в тщеславии, в самолюбии... согласись, что это очень сильные, хотя и не самые приличные инстинкты.
- Ха! «Неприличные инстинкты»!
- Да. Но я не святой, и я не хотел бы отказываться от удовлетворения их. Я хочу, – как это делают многие... – Ашот умолк в поисках подходящего определения.
- И рыбку съесть и аквариум выпить? Послушай, ты ведь понимаешь, что я желаю Ане только лучшего, и поэтому, никогда не стала бы уговаривать ее идти на такую авантюру с тобой.
«Ей нужен только брак!» - едва не добавила Агнесса, но вовремя остановилась. Не желая вдаваться в разговоре с Ашотом в «эмиграционные» проблемы своих подруг, Агнесса была ограничена в аргументах. Ашот понятия не имел о том, что Аня с Леной находятся в стране на птичьих правах, и по идее могут быть депортированы в любую минуту.
- Я сейчас в таком положении, когда мне нужно заново добиваться ее любви и доверия, - чтобы она одумалась и не разрывала наши отношения.
- Ашот, единственный способ восстановить ваши отношения – это сделать ей предложение...
- Нэсс, это полнейший нонсенс! Просто я думал, что ты меня поймешь... в силу определенных обстоятельств...
- Не поняла, - каких?
- Извини, если шокирую тебя, но меня не покидает ощущение, что ты – «котенок»...
- Вот как... – Агнесса была приятно удивлена тому, как ее ничуть не напрягло это предположение Ашота.
- Жить с одним, и тайно переписываться и встречаться с другим – чем не аналогия? Какими соображениями руководствуется котенок?
- В документе нигде не указано, что у котенка есть муж, жених или бойфренд...
- Но у тебя-то – есть!
Как ни странно, Агнессе в эту минуту казалось совершенно нецелесообразным, а скорее даже унизительным отрицать, увиливать, юлить.
- У меня – есть... Но я – женщина! Я имею право...
- На что? На любовника при живом Давиде?
- Ну, если предполагаемый любовник... восполняет для котенка то, что давно померкло с пресловутым «Давидом», то для полноты ощущений...
- Вот! А я тебе о чем!
- Но я – женщина!
- Да у тебя в мыслях все вверх тормашками, Нэсс! – воскликнул Ашот, - Это именно мужчинам нужна полнота ощущений, а не женщинам! Дело женщины – растить детей и вести дом. А мужчина, чтобы быть полноценным отцом семейства, должен иметь «полноту ощущений», иначе рано или поздно он бросит семью, будь там хоть сколько угодно детей! – помолчав, Ашот добавил: - Или скончается от инфаркта! Что, собственно, часто и происходит...
Как ни странно, ни Арминэ, ни Ашот, поговорив с Агнессой на предмет идентификации котенка, так и не обзавелись однозначным мнением на этот счет. В случае с Арминэ помогли подружки, а в случае Ашота – его озабоченность собственными проблемами.
Впрочем, разговор с Агнессой так или иначе повлиял на Ашота. Во всяком случае, его телефонный разговор с матерью был бы совсем иным, не поговори он пару часов назад с Агнессой.
- Ты почему тянешь, Ашот-джан? Мы уже здесь всем рассказали, что у вас, наконец, все склеилось, - все ждут объявления о вашей свадьбе... Или Арминэ опять пошла на попятный? Не может быть! Ее мать мне говорила, что с их стороны все улажено!
- Мама, все не так просто. Надо подождать немного...
- Ждать больше нечего. Вы оба уже немолодые люди, и я не понимаю, что с тобой происходит, сынок! Ты ведь так любишь ее!
- Мама, любовь тоже не вечна.
- Сынок, я прошу тебя, не подведи нас! Неужели ты - из-за какого-то мимолетного увлечения - готов забыть любовь всей своей жизни? Я знала, что эта Америка до добра не доведет! Запомни, сын, ты –армянин, - в любой точке земли! Ты вырос здесь, ты дышал этим воздухом всю свою жизнь, и несколько месяцев или лет не должны тебя изменить. Будь собой! Будь собой!
- Мама, перестань! Собой я и пытаюсь быть... – при всем уважении, при всей любви к родителям, Ашот поймал себя на мысли, что будь они образованны наравне с ним, ему было бы легче достучаться до них, воззвать к пониманию и соответствующему восприятию его слов.
В данном же случае, - при всем их обаянии, уважении к ним со стороны соседей, родных и знакомых, при всей их доброте и любви к детям, - любая высказанная им мысль может быть понята ими превратно и воспринята как личное оскорбление. Малообразованные люди обычно насколько простодушны и добры в общем и целом, настолько строги и обидчивы по отношению к своим детям. В этом, конечно, нет ничего плохого, но для него – и хорошего в данном случае мало. Высшее образование у детей малообразованных родителей часто создает пропасть непонимания между ними.
- Собой? Ты пытаешься быть собой, игнорируя мнение родных, игнорируя свою любимую девушку, игнорируя наши вековые обычаи?
Последние слова привели Ашота в подлинное бешенство, и ему было сложно сдерживаться.
- Мама, а где у тебя уверенность, что это именно наши, - армянские! – обычаи? По мне, так они скорее арабские или турецкие! А нашим, истинно армянским обычаям, - еще наверное несколько столетий нужно, чтобы вернуть себе – отвоевать! - свое место в нашей жизни!
- Что? Что? – голос матери сорвался на крик, - Ты хоть сам себя – слышишь? Что Америка с вами сделала? Ашот! Возвращайся домой! Слышишь?
- Мама, я никогда не вернусь туда – во всяком случае навсегда... а вот вас – заберу, не сомневайся. Мам-джан, ты, главное, не волнуйся. Ты прoсто знай, что я все сделаю для того, чтобы вы были счастливы, - даже жизнь свою отдам. Но не свое сердце, - понимаешь? Прости...
Я чувствую себя на редкость счастливым и в то же время дико несчастным. И оба эти ощущения связаны только с Котенком. Шэннон и дети существуют отдельно в какой-то другой, будто зеркальной части моего внутреннего мира, и они несомненно делают меня счастливым и спокойным. Котенок же привносит в мой мир смятение, дрожь, яркость и неопределенность. Эти дикие краски, ослепляющие, увлекающие, завораживающие, - возникают в моем сознании всякий раз, когда я думаю о котенке или общаюсь с ней. Мне теперь всегда будет не хватать ее. Я бесконечно счастлив потому, что во время нашей последней встречи мы все-таки пришли к соглашению. И я дико несчастен от того, что это, как выяснилось, - единственно приемлемое для нее соглашение. Я знаю, что она ценит свою свободу. Я знаю также, что ее не прельщает, «стандартный», как она выразилась, семейный уклад. Я не силен в гороскопах, но, кажется, именно новаторство и бегство от стандартов – «фирменное» качество ее знака. Кроме того, я и сам чувствую, что у нас с котенком – при моем «богатом и плодотворном» прошлом – стандартный брак немыслим по определению.
Она почему-то попросила меня не говорить Робу о нас, - и это меня слегка удручает. Не то, что бы я сильно рвался в срочном порядке сообщить брату о моих отношениях с котенком, - но сам факт того, что она желает скрыть от него свою «несвободу» коробит меня неприятной подозрительностью. Я не стал интересоваться причинами, поскольку чувствовал, что она не желает их раскрывать. И потом, я решил дать себе шанс самому поразмыслить и разобраться в них. Итак, она видела фото Роба и наверняка, как всякая женщина со вкусом, не могла не оценить его породистой мужественности, которая придает всем его заочно паточно-сопливым речам совершенно иной, - пикантный и неповторимо оригинальный характер. Я не признался ей в том, что уже с самого начала – когда всячески обесценивал эти перлы, насмехался и издевался над ними, - прекрасно знал, кто является их автором. Думаю, это не та «истина», у которой есть шанс рано или поздно вырваться наружу – если я сам этого не пожелаю. Но что это меняет? Она все равно считает его великолепным, - и она права, черт побери! Так почему – почему она не желает, чтобы ему стало известно о нашей любви? А впрочем, все может быть довольно просто: она попросту стесняется его, - ведь ей хотелось бы быть безупречной в его глазах, - а не той, которая позволяет себе тайно встречаться с отцом семейства. Впрочем, наше с ней соглашение вроде должно было разрешить эту «проблему». Желая разобраться в этом самостоятельно, я решил воспользоваться возможностью переписки с братом на чате социальной сети.
- Ну что, - ты убедился, наконец, что Агнесса на самом деле вовсе не тот идеал, который ты ищешь?
- Странно, что ты задаешь этот вопрос именно тогда, когда я убедился в совершенно обратном! – виртуально разулыбался Роб мне в ответ, - Она оказалась единственной, - за всю мою жизнь! – в мыслях о которой у меня беспрецедентно гармонируют физическое и духовное. В ней я чувствую мужской ум, женственный характер, мужскую адекватность и женскую нежность. Это редчайшее сочетание качеств, Стэн. А если все это идет в комплекте со столь ослепительной экзотической красотой, то она превращается для меня в единственно желанного партнера – на всю жизнь!
- Ты ведь не видел ее!
- Ты имеешь в виду, что на фото может быть вовсе не она? Брось! Этот взгляд, эти губы, эти скулы, эта посадка головы, – все это идеально сочетается с каждым словом, которое она пишет!
- А что же она? Отвечает тебе взаимностью?
- О да, Стэн! Не сразу, но постепенно она прониклась ко мне тем, что я называю нежной привязанностью. Жаль, конечно, что это получило особый толчок лишь после того, как она увидела меня на фото... это выдает в ней несколько нездоровый эстетизм, который обычно не свойственен женщинам, привыкшим любить «ушами», но я собственно и не ожидал от нее «обычности». В конце концов, мне повезло с генами, и ее эстетизм найдет себе полнейшее удовлетворение. Хотя ты сам знаешь, как я всю жизнь старался увлечь женщин прежде всего своим внутренним миром, а не внешностью. На внешность могут попасться не самые глубокомысленные дамы, а я, как ты помнишь, всегда опасался тех, кого интересуют не наши душевные и человеческие качества, а наша польская колбаска!
- Ха-ха-ха, Роб, я давно уже забыл эту отцовскую присказку!
- Старик наш знает толк в этих делах! И я рад, что мне передались его способности распознавать стоящее, - и я распознал это в Агнессе!
- Вы договорились встретиться? – я задавал этот вопрос и удивлялся тому, как дрожу от волнения, поскольку, как ни странно, я вполне допускал мысль о том, что котенок может вести двойную игру, но мне все равно было бы неприятно убедиться в этом.
- Да, она прилетит ко мне, - как только я забронирую для нее билеты в оба конца.
- К тебе? В Нью-Йорк?
- Да, на неделю, - больше ей не удастся выпросить на работе.
Готовый сию же минуту рассказать брату о том, что Агнесса – моя любовница, я в то же время вспоминаю ее просьбу и мое обещание молчать. Я начинаю убеждать себя, что эта прекрасная и агрессивная в требованиях к любовной жизни женщина имеет право на свободный выбор. Я пытаюсь найти положительные стороны в этой ситуации: если она выберет меня – я буду не просто счастлив, но и горд тем, что не обошлось без соперничества – и какого! Если же она выберет его, то у меня будет шанс вернуть себе спокойствие и размеренную жизнь, избавиться от тревог и волнений... О нет, черт побери, мне это не удастся! Нет пути назад, - нет! Я не должен уступать ее! Да и потом, – наше соглашение! Оно многое означает! Договорилась ли она раньше с ним, чем со мной – или позже, – не имеет никакого значения! Потому что с ним она договорилась лишь встретиться, а со мной - ... Конечно! Пусть делает все, что угодно! Я прощу ей эту слабость. В конце концов, она все время была достаточно тактична, чтобы ни разу не задать мне вопроса об отношениях с Шэннон. Я уверен, что будь у нее далеко идущие планы относительно Роба, – она бы не стала вступать со мной в подобные соглашения. Я уверен также в том, что она выполнит условия нашего соглашения вне зависимости от того, насколько Роб понравится ей. Мой котенок – как это ни парадоксально - внушает мне доверие и чувство надежности, – даже при том, что, оказывается, способна вести двойную игру. Но не это ли делает ее той необычной и экзотически своеобразной леди, какой я ее обожаю?..
Около восьми вечера, нарезая лук, Агнесса увидела, как Лена, открыв снаружи своим ключом, стремительно вошла и приложилась к двери, будто хотела закрыть ее раньше, чем это бы сделал доводчик. Агнесса была вся в слезах и не сразу приметила перепуганный вид подруги.
- Вот, Давид заказал карабахские лепешки с зеленью, – теперь провожусь тут весь вечер.
- Давид ничего не заказывал – прозвучал из-за компьютера трубный голос, - не верь ей, Лена! Она сама предложила мне, и я любезно согласился! Вот увидишь, я съем не больше двух а она самолично уплетет все остальное!
- Меня депортируют! Меня теперь депортируют! За мной скоро явятся, заберут и оправят в Рашу!!! – дрожащим голосом, все еще не отходя от двери, повторяла Лена.
Давид встал из-за компьютерного стола и прошел к выходу, чтобы лучше расслышать тревожное бормотание Лены. Агнесса отложила нож, сполоснула руки под раковиной и устремилась к подруге, усадив ее на диван:
- Лена, успокойся, умоляю тебя! В чем дело?
Косясь на Давида, которому не были известны все подробности ее «махинаций» с мужчинами, Лена не осмеливалась начать рассказ, но Агнесса, уверенная в лояльности Давида, в искренней его симпатии к Лене, решительно кивнула ей, крепко ухватила за руки, давая почувствовать поддержку, и уставилась на нее выжидающе.
- Нэсс, я не понимаю, как так получилось, но мы были в баре с Тони, и нас там застукал Алекс! Будто Солана – это просто деревня!
- Алекс – это который полицейский? – неожиданно для обеих женщин, вмешался Давид.
- Нет, он военный, - ответила Лена, - полицейских у меня не было. Он звонил несколько раз, но я не отвечала, - не до него мне было. И вот – на тебе, явился!
- Он тебя запеленговал по местонахождению твоего мобильника, - усмехнулся Давид, - военный или полицейский – им ничего не стоит это провернуть!
- Ой, скорее всего так и было, - Лена остановила задумчивый взгляд на лице Давида, - он явился такой торжественно-строгий, а я как раз вовсю ласкаюсь с Тони, мы обсуждаем с ним наши дела... А Алексу-то я сказала, что весь день лежу, плохо себя чувствую... Вот он и трезвонил мне, чтобы узнать, как я...
- И что дальше? Они подрались? – нетерпеливо заерзала Агнесса.
- Подрались – не то слово, Нэсс! Весь бар стоял на ушах! Каждый из них орал, что я ношу его ребенка, что мы должны скоро пожениться, что второй тут лишний! Сначала Алекс толкнул Тони, а тот и так уже напился, еле на ногах стоял, мало что соображал, ну и отлетел куда-то в темный угол, там на что-то напоролся, грохот, крики, - потом оттуда вылез уже со стулом в руке и как запустит в Алекса, - ну, промахнулся, стул попал, естественно, прямо за стойку, снова звон стекла, снова крики, ну они оба вовсю, криком пересказывают друг другу всю историю отношений со мной, - у этих американских мужчин вместо языка - помело! Весь бар слышал, с кем я, когда я, где, почему и как, - представляешь? Нет бы молча и зло подраться – и потом только сесть и тихо, приватно и цивилизованно обсудить все дела! И, естественно, кто-то вызвал полицию, – слава Богу, в бар заглянул Булат – ну, этот турок-велорикша, - и ловко под шумок вывел меня оттуда, пока еще полицейские не явились... Он меня и привез сюда. Но представь, если они расскажут все это полицейским, и те начнут расследовать все это дело, доберутся до меня, проверят документы... Это ведь верный депорт!
- Подожди, Лена, я не понял, это - всё? – запальчиво воскликнул Давид, будто разочарованный слишком коротким рассказом.
- Ну да! За мной в любую минуту могут явиться и депортировать!
- Лена, успокойся! Полицейские к тебе могут и не явиться, - ты ни в чем не замечена, тебя там даже и не было. Тони и Алекс – вот кто устроили разгром.
- Но полиция начнет их допрашивать что да почему... и тут выяснится, что яблоко раздора – это я!
- Да хоть Хиллари Клинтон! – весело парировал Давид, - Это уже не интересует полицию! Они в любом случае не должны были так себя вести, - а ты ни при чем!
- Но, Давид, а где гарантия того, что они сами не попросят дознания, очных ставок и прочего... – робко осведомилась Агнесса, не на шутку перепуганная за подругу.
- И тогда полиция вряд ли явится на дом, – сдержанно, терпеливо, сменив тон и выражение лица, отвечал Давид, - они просто вызовут ее повесткой по почте. Там ее попросят предъявить удостоверение личности, - причем лишь для того, чтобы убедиться, что пришла именно она а не подставная... - а на нем сроки визы не указаны. А если бы и были указаны, то полиция – это одно ведомство, а иммиграционный офис – совсем другое. Полицию интересует правопорядок как таковой, а не визовые вопросы. Лена... успокойся, не нервничай и давай ужинать вместе...
- Не нервничать не получится, Давид... ведь у меня может сорваться спасительный брак...
- Хорошее дело браком не назовут, Лена! – сбанальничал Давид и спокойно вернулся к компьютеру.
Агнесса, держа подругу за плечи, встретилась с ней глазами и мягко и в то же время устало улыбнулась, будто и успокаивая ее, и скептически реагируя на заезженную шутку Давида.
Телефонный разговор с матерью, в котором Ашот впервые в жизни сорвался на тему упадочности и никчемности навязываемых ему традиций, придал ему еще больше решимости восстановить отношения с Аней. Он был еще очень далек от мысли о женитьбе на ней, но то, то брак с Арминэ стал для него практически «невыполнимой миссией», он сознавал четко. Стэлла же, то и дело слыша от дочери лаконичные и вялые комментарии по поводу бездействия Ашота в матримониальном направлении, решилась на новую поездку в Калифорнию, - на этот раз с мужем. Поскольку родители Ашота были на равных заинтересованы в браке детей, - тем более, что во всей этой истории красной нитью шла аргументация о недопустимости попадания их драгоценного чада в сети особы с «сомнительным прошлым», - Стэлла пообещала им вернуться уже с известием об обручении. Что касается Ани, то она, как и прежде, - что до знакомства с Ашотом, что во время него, что после разрыва, - как минимум пару раз в неделю пропадала вечерами с емкой формулировкой, «ну, я побежала», - распустив шелковистые, ниже талии, волосы, ярко накрасив глаза и губы, и одевшись так, чтобы все достоинства ее барбиобразной фигурки были особенно заметны.
- Наша Аня явно что-то мутит в параллельном измерении, - заметил Давид в один из таких вечеров, когда они возвращались с Агнессой из магазина и увидели, как Аня при полном параде садится в свою машину.
- И правильно делает, - язвительно отозвалась Агнесса, - в ее ситуации и с такими лицемерами, как твой Ашот – это святое дело.
- То есть, ты считаешь, что вести двойную или тройную игру – это не порочная природа человека, а всего лишь сила обстоятельств, заставляющая его это делать?
Расслышав в этом вопросе упрек в свой адрес и не будучи готовой развивать сейчас эту тему, Агнесса решила перевести стрелки:
- Давид! - с возмущенной раздражительностью, но не без веселья в голосе, воскликнула она, - ты-то хоть не строй из себя святошу! Вспомни сам свою молодость! Ты ведь не сожалеешь ни об одном своем поступке, и тебе ни за что не совестно!
- Сожалею я только об одном: что мы с тобой не встретились в Ереване тогда, когда ты там жила, - юная и совсем еще свеженькая на исторической родине, а я только вернулся из Армии. Или хотя бы чуть позже, когда ты еще не уехала в Москву, а я уже был по горло сыт своим спонтанным браком.
Помолчав с минуту, - будто замешкавшись в поисках ключей от входной двери, Агнесса вдруг посмотрела пристально на Давида и с каменным выражением на лице произнесла:
- А я бы тогда не повелась на тебя...
Это наверняка было правдой, - а не попыткой сострить или скокетничать. В те времена в Армении Давид не мог быть для нее такой «невидалью», какой он оказался здесь больше семи лет назад, когда она, едва приехав в Америку и попав в незнакомую среду, встретила «родную душу», - и Давид это осознал как нельзя более четко, потому и не среагировал на ее фразу, воспользовавшись тем что они вошли в квартиру, и им навстречу выбежали дети.
Как только Давид уснул, Агнесса вылезла из постели, накинула его рубашку и направилась в гостиную, - посидеть за компьютером. Хотя Стэн наверняка уже спит, - так как завтра рабочий день, - она все же рассчитывала найти от него послание, - пусть коротенькое, бессмысленное или глупое, - все равно они странным образом грели ей душу, и по прочтении их с ее лица еще долго не сходила счастливая и растроганная улыбка. Однако, не успев еще подойти к компьютеру, Агнесса увидела, как засветился ее телефон, и, взяв его в руки, прочла эсэмэску от Ани: «Не спишь?».
Через десять минут они уже сидели за чаем, и Аня рассказывала о своем вечере. Впрочем, рассказ ее касался вовсе не вечера как такового, а того, как Ашот постоянно вклинивался в него своими звонками.
- Почему ты не отключила телефон на фиг? – спросила Агнесса.
- У меня сестра в Волгограде рожает, - я не говорила?
- Ах, ну да...
- Я по-человечески попросила его не звонить...
- Ты все-таки заговорила с ним? – обрадованно воскликнула Агнесса.
- Нет, я написала ему эсэмэску. Но он продолжает трезвонить, вот и теперь, - смотри! – и Аня выставила свой андроид, на котором высветилась фотография Ашота, по-американски улыбающегося во все тридцать два зуба, - Нет, я не могу спокойно смотреть на его лицо! Мне так хреново!
- Ань, ты в самом деле ждешь, чтобы он сделал тебе предложение?
- Сама не понимаю, как это так выходит, но не просто жду, а даже мечтаю, - криво улыбнулась Аня, пряча глаза.
- Послушай, ты хоть в курсе, что он собирается вызывать родителей и жить с ними под одной крышей?
- Нет, не в курсе. Это правда?
- Это не просто правда, это закон жизни для него, – иначе он себе и не мыслит. Ты готова на это – даже ради любви к нему?
Выдержав паузу, Аня вдруг начала давить ложкой на блюдце кусок пирога, как если бы это была горячая картофелина.
- Нэсси, я и от своих-то родителей уже в семнадцать лет отделилась... Неужели он... погоди, сейчас я кое-что выкину, - прямо на твоих глазах. Мне терять нечего.
И, вдохновленная заговорщически-возбужденным видом Агнессы, Аня выбрала номер Ашота.
- Ну, привет. Уговорил, - я готова тебя выслушать. Чего тебе?
- Аня... – растерявшийся от столь неожиданного события – в виде аниной готовности выслушать его, Ашот не сразу нашелся что сказать, и поэтому, просто спросил: - как дела?
- Дела прекрасно, как всегда, но это не тема для разговора с тобой, тем более, в такой поздний час. Так чего тебе? Говори, пока я не передумала.
- Аня, только давай без хамства и подколов. Я все равно не буду сейчас говорить – нам для этого нужно встретиться.
- Нет, ты скажешь мне все сейчас, по телефону, а встретимся мы с тобой или нет – зависит от нашего разговора. Причем, ты уже знаешь, что еще одно слово на тему «любовницы», - и я никогда больше не отвечу тебе. Это железно.
- Не сомневаюсь. Но про «любовницу» речи больше не будет.
У Ани засветились глаза, но интонация не выдала ее радости и воодушевления.
- Так я слушаю тебя.
- Аня, я решил, что не стану жениться... на Арминэ.
Сделав рукой характерный жест, который Агнесса прочитала как «йесс!!», Аня хладнокровно ответила:
- Ну что же, значит, так и проживешь жизнь бобылем...
- Ну, не совсем бобылем, Ань... Я все-таки надеюсь, что у нас с тобой есть будущее.
- И какова моя роль в этом будущем?
- Ну, как ты сама захочешь... в лучшем случае – жены, а в альтернативном случае...
- То есть, в худшем?
- Нет, именно в альтернативном... понимаешь, есть некоторые нюансы...
- Слушаю тебя, - и Аня, стала медленно и торжественно кивать Агнессе, давая понять, что они подошли к «самой сути».
- В общем... нет. По телефону сложно. Ань, ну давай договоримся встретиться – хоть сейчас!
- Ашот, это наш последний с тобой разговор, и я пока так и не услышала в нем ничего, что бы меня подвигло на встречу с тобой.
- Разве? А слово «жена»?
- Это отличное слово, но я не уверена, что наши с тобой позиции совпадают в этом вопросе.
- То есть?
- Ты согласен, например, что муж и жена должны жить отдельно от родителей?
Поскольку в трубке повисла тишина, Аня сжала губы трубочкой и максимально вскинула брови, реагируя на то, как Агнесса, театрально-сокрушенно закрыв лицо руками, раздвинула затем пальцы, из-за которых были видны ее глаза, вознесенные к небу.
- Почему ты вдруг заговорила об этом? Кто тебя надоумил, - Агнесса?
- Я ведь слышала твое слово «нюансы», - и мне пришло в голову, что речь пойдет именно о том, чтобы жить вместе с твоими родителями. Так я не ошиблась?
- Я... Аня, если в моем воображении и есть идеальная картина жизни, то на ней ты – моя жена, живущая со мной и с моими родителями.
- Значит так, Ашот. Либо ты перерисовываешь свою «идеальную картину жизни», либо это был последний наш разговор. Спокойной ночи.
- Что ты натворила! – пораженная, воскликнула Агнесса, когда Аня повесила трубку, - Ты поставила его перед немыслимым выбором! Да и себе все испортила... Родители-то еще неизвестно когда здесь окажутся, - а тебе ведь так важно выйти за него! Потом бы ты, возможно, сама уговорила его жить отдельно. Не получилось бы у вас с совместной жизнью – так хоть с документами бы у тебя все наладилось. А теперь – что?
- А теперь я уверена, что он сделает выбор в мою пользу. Мне кажется я поставила ему этот ультиматум в самое подходящее время. Посмотрим, Нэсс.
С тех пор, как Роб рассказал мне о планах Котенка навестить его в Нью-Йорке, - к тому же за его счет, - мне стало слишком неспокойно за наши отношения с ней. Я частенько сержусь на себя за то, что позволил себе утратить бдительность и увлечься женщиной до такой степени, чтобы это чувство превратилось из радости в боль, и приносило не утешение самолюбию и повышение самооценки, - как это всегда было, - а скорее беспокойство, неуверенность и полное отсутствие контроля. Я чувствую себя щепкой, несущейся по течению, и меня бесит эта картинка. В чем дело, черт возьми! Почему я должен прогибаться под капризы избалованной стервочки, - даже если она и составляет все счастье и всю радость моей жизни? Почему я должен из-за мыслей о ней вести себя с детьми как зомби, лишать их радостных поездок по выходным – из-за мерзкого настроения, которого не думаю ни скрывать, ни объяснять кому-либо!? Почему вся моя терпимость, вежливость, игривость, веселый настрой и заботливое и заинтересованное внимание – достаются только ей одной, а моим домочадцам – только моя раздражительность, задумчивое молчание, замкнутость и апатия?
- Ты не представляешь, как я волнуюсь перед ее приездом, Стэн, - просто как мальчишка!
- Что именно тебя волнует, Роб?
- Воображая нашу встречу, я просто не знаю, как себя вести с ней.
- Тогда, может быть, вам и не встречаться вовсе! – съязвил я, еле скрывая раздражение, - тем более, что неизвестно еще, - вдруг у нее есть бойфренд! Ты не думал о том, что она не может быть одна?
- Я знаю все о ее любовной жизни, Стэн! Она рассказала мне об одном своем страстном увлечении, но я быстро опустил ее с небес на землю, так что с этим негодяем у нее давно уже покончено!
- С каким еще негодяем? – я был возмущен до глубины души тем, что котенок делился своими любовными историями не со мной, а с Робом.
- Она еще несколько месяцев назад встречалась с женатым человеком, который обращался с ней как с девочкой по вызову. Этот придурок все время врал ей о том, что то ли вот-вот разведется, то ли уже разведен, а сам продолжал жить с женой и пользоваться нежностью и доверчивостью Агнессы. А однажды этот сукин сын не явился на свидание и даже не удосужился объяснить ей причины, и потом несколько дней она «плакала на моем плече», сокрушаясь о том, что с ним наверняка случилось нечто ужасное. Слава Богу, я сумел втолковать ей, что этот мерзавец попросту ни во что ее не ставит, что он не любит ни ее, ни даже свою жену, а любит в этой жизни только себя, и готов питаться чужой любовью и чужими сердцами, ступая по ним своими ботинками, как если бы это были не сердца, а булыжники на мостовой...
Глубоко оскорбленный, я не выдержал и выдал следующий текст:
- Вот как! А она не рассказывала тебе случайно об одном на редкость липучем и приставучем лузере, который забрасывал ее слащавыми, приторными, будто слизанными у средневековых арабов и вымоченными в патоке славословиями, от которых стошнило бы даже прыщавую школьницу?
- С какой стати она стала бы делиться со мной тем, что ее не волнует и не трогает? Я – ее друг, и она доверяет мне и готова делиться с мной не всякими мелочами, а тем, что действительно важно и сложно для нее. Во мне она ищет поддержку, во мне она находит решение своих проблем, и именно меня она посвящает в мир своей души, - поэтому, всякие смешные и забавные глупости она оставляет для тех, кто ей менее важен, и кого она рассматривает не более чем как веселых знакомых, подходящих лишь для развлечений и легкомысленных пустопорожних разговорчиков.
Тяжело и глубоко дыша, я изо всех сил удерживал себя от того, чтобы не нарушить данное котенку слово. Одному Богу ведомо, как мне хотелось в тот момент, чтобы хоть кто-нибудь на свете оценил мои нечеловеческие, уникальные усилия, направленные на то, чтобы одним щелчком пальцев не уничтожить весь этот дурацкий спектакль, который Агнесса устроила Робу, и который он с таким упоением пересказывает мне. Как бы я хотел сейчас одной лишь фразой нарушить все их планы и смешать Робу все карты! Но пусть! Пусть она поедет к нему, пусть, черт возьми, он переспит с ней, - в этом-то я ни минуты не сомневаюсь! – и пусть после всего этого – она вернется и выполнит наше соглашение! Это будет даже эффектнее!
Продолжение следует
#124
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 14 Октябрь 2011 - 12:59
В последнее время Шэннон стала все чаще страдать какими-то неприятными, похожими на аллергические, недомоганиями. Я сочувствую ей, и мне жаль, если страдает и ребенок в ее утробе. Насколько я помню, раньше с ней никогда такого не случалось. Приближается время родов, и я надеюсь, что в скором времени все разрешится наилучшим образом для обоих. Она продолжает настойчиво обвинять меня во всех своих проблемах – телесных и душевных, хотя я все делаю или не делаю исключительно по ее желаниям и настроениям. Конечно, инцидент с покушением на копа стал для меня отличным поводом убедительно юлить и ссылаться на проблемы с памятью и восприятием, - но, поскольку на самом деле я в полном порядке, лгать и притворяться становится все сложнее и скучнее. По-видимому, у меня действительно нет актерского таланта, и я был совершенно прав, когда в колледже вовремя перевелся с актерского на операторский.
Впрочем, я даже рад этим проблемам с Шэннон, так как они пробуждают меня, возвращая в реальность и отвлекая от навязчивых и все более и более тяжких мыслей о Котенке, о том, что она значит для меня; от ревности к брату, который пока ничего не подозревает о моей связи с ней, и я не уверен, что он был бы в восторге от этого, - даже если бы не был увлечен моим котенком. Роб всегда отличался особым чистоплюйством, - даже внутри нашей чистоплюйской семейки. Я явно переоценил свою способность спокойно воспринимать похождения котенка, - видимо, основываясь на предыдущем опыте, когда был весьма равнодушен и бесстрастен в ситуациях с изменами. Я скорее использовал эти случаи, чтобы эмоционально терзать девушек, заставляя их чувствовать себя ничтожествами и заново добиваться моего расположения, выполняя любую мою прихоть. Я получал удовольствие от того, как они стараются во всем мне угодить, чтобы загладить свою вину передо мной, хотя никакого морального ущерба от их измен я не чувствовал. Нынешнее же положение дел демонстрирует мне отсутствие пресловутой самодостаточности, когда отношение другого человека определяет мою самооценку. С какой стати мое самовосприятие должно зависеть от того, как ко мне относится котенок или кто бы то ни было? Пытаясь успокоиться, я то и дело убеждаю себя, что дело вовсе не в самооценке, а в боязни потерять котенка, - то есть, чистейший эгоизм, - и это отвратительно, и не стоит ни внимания, ни, тем более, тяжких раздумий. Более того, - говорю я себе, - она совершенно безосновательна, эта боязнь, так как Котенок уже пришла со мной к соглашению, которое она вряд ли нарушит, потому что у меня есть стойкое ощущение того, что на ее слово можно положиться!
Арминэ поехала в Лос-Анджелес, чтобы там встретить свою мать в аэропорту. Никто из ее знакомых не знал о приезде Стэллы, - даже Ашоту предпочли ничего не сообщать заранее. Стоит ли удивляться тому, что произошло вследствие этой «конспирации»! Стэлла, находившаяся в нетерпении, основываясь на давно устаревших данных, слишком уж «по-своему» воспринимала отношение Ашота к Арминэ, - и посему была настроена встретиться с Ашотом без промедления, - сразу же по приезде из аэропорта в Солану. Она была уверена в лояльности Ашота и в той власти, которую имели над ним старшие, - будь то родители или их знакомые. Арминэ знала, что Давид сейчас на работе, - и Ашоту можно было сделать приятный сюрприз. Для любого эмигранта – давние знакомые с родины всегда представляют собой нечто щемяще приятное. Ашот должен был быть дома, ибо его машина была на парковке.
Подойдя к двери и посмотрев в глазок, Ашот оторопел на долю секунды, но невесть откуда взявшийся порыв смелости – будто наждачной бумагой прошедшийся по его прежнему воспитанию и миропониманию, заставил его спокойно и уверенно открыть дверь. Можно себе представить выражение лиц Стэллы и Арминэ, когда они увидели Ашота – в боксерах, без носков и с голой волосатой грудью. Основание его шеи, а также плоский и упругий живот были щедро выпачканы красной губной помадой, а волосы были всклокочены так, будто в них свили гнездо вороны.
- Аня, одевайся у нас гости! – выкрикнул Ашот, повернув голову в сторону спальни, и лишь после этих слов поздоровался с неожиданными посетительницами, - Вы проходите, располагайтесь, я только оденусь, мы тут были немного заняты. –
Усмехнувшись то ли своим словам, то ли самой ситуации, Ашот исчез, и женщины услышали, как громко хлопнула дверь спальни.
- Бесстыжий гаденыш! – воскликнула ему вслед пораженная Стэлла и, взяв за руку дочь, едва скрывавшую свою ухмылку, устремилась к выходу из здания.
Выглянув из коридора и обнаружив, что гостьи исчезли так же «неожиданно», как и появились, Ашот, уже успевший надеть джинсы, закрыл входную дверь, к которой дамы и не подумали прикасаться, и вернулся в спальню. Аня – растрепанная и счастливая, прикрытая лишь своими длинными темными волосами, сидела на кровати, наклонив голову и хитро улыбаясь.
- Ты не представляешь, что ты со мной творишь, Аня! – произнес Ашот, отбрасывая рубашку, которую намеревался надеть для общения со Стэллой и Арминэ, - Я никогда бы не поверил, что способен на такое! А то ли еще будет!
- Ты про что? – насмешливо и лениво отозвалась Аня.
- Я про все, понимаешь? Про всё! – и, бросившись на кровать, он стал нежно и страстно обнимать и целовать девушку, не переставая повторять: - Только ты не бросай меня, хорошо? Будь со мной! Наберись терпения, сил, любви, - и будь со мной несмотря ни на что! Я обещаю, что горы сверну, если ты будешь со мной!
Агнесса же, вся поглощенная предстоящей поездкой в Нью-Йорк, была погружена в мысли о своих дальнейших действиях. Она слишком запуталась в создавшейся ситуации. Хотя Ветер и нравится ей достаточно, чтобы она могла допустить физическую близость с ним, она на этот раз слишком чувствительно и весьма «своевременно» сознавала, что он - ее родственник. К тому же, у нее был уже свой любимый – Принц, - которого она по-прежнему считала самым привлекательным из всех мужчин, каких она когда-либо знала. Однако, поскольку за все годы проживания в Америке, она так толком и не побывала в Нью-Йорке, а также в силу заманчивости бесплатной поездки, - не говоря уже о возможности встретиться с родственником и отчитаться об этом брату в Москве, - Агнесса решила, что поездка эта должна состояться.
- Так ты уверена, что хочешь поехать одна, без меня? – спросил Давид, когда Агнесса вкратце разъяснила ему ситуацию с новоявленным родственником, которого непременно нужно навестить по настоянию братьев.
- Конечно, дурачок мой! Я увижусь с родичем, сделаю с ним несколько совместных фото, отправлю их в Москву братьям, и все будут довольны и счастливы.
- Ну и чем я могу тебе помешать в этих делах?
Агнессе показалось, что Давид не доверяет ей, хотя она в общем и целом говорила ему правду. Она действительно не собиралась допускать телесной близости с Робертом, и на случай его настойчивости у нее было «припасено» намерение рассказать ему об их родстве.
- Да ничем ты не помешаешь, любимый, - просто совершенно не стоит тебе тратиться на дорогу, пропускать работу и срываться куда-то только для того, чтобы сопровождать меня. Я уже большая девочка, и сама умею путешествовать, - и Агнесса, подойдя в дивану, на котором сидел Давид, приподняла платье и влезла к нему на колени, обхватив его торс согнутыми ногами и обвив руками его шею.
- Я думал, тебе захочется, чтобы рядом был кто-то... – отвечал Давид, уклоняясь от ее поцелуев, но все же позволяя ей иногда «попасть в цель», - но раз уж ты такая самодостаточная...
- Перестань дуться! Нет на свете ничего нелепее обиженного мужчины!
- Разве я обижаюсь? – возразил Давид, приподняв брови и пытаясь высвободиться из ее объятий.
- А почему ты сейчас отталкиваешь меня? Ведь отталкиваешь! А я так хочу тебя целовать!
- Твои поцелуи только отвлекают нас от разговора!
- И пусть отвлекают! – И Агнесса стала нежно покусывать мочку его уха, перейдя на шепот: - Разговор-то все равно дурацкий...
Когда раздался звонок в дверь, оба они – Агнесса и Давид, - замерли на секунду, уставившись друг на друга. Аня – на свидании с Ашотом, Лена – на работе в ресторане, дети – все дома, и Агнессе с Давидом было невдомек, кто бы мог пожаловать в такой час.
- Стэлла! Вот это сюрприз! – воскликнула Агнесса, увидев Арминэ с матерью, - Как Вы тут?
- Сюрпризом для всех, - мило улыбаясь, отвечала Стэлла, обмениваясь поцелуями с Агнессой.
- Добро пожаловать, присаживайтесь! Вас кормить? У меня осталось кое-что от ужина.
- Нет, спасибо, Агнесса-джан, мы поели в «айхопе» по дороге из аэропорта, - ответила Арминэ, подойдя с матерью к дивану.
- Кофе я выпью, - добавила Стэлла, с широкой улыбкой пристально глядя на Давида, который, не успев еще сказать ни слова, только дожидался своей очереди поздороваться с ереванской соседкой.
Подойдя вплотную к Стэлле, Давид наклонился, чтобы пожать ей руку и поцеловать, и в этот момент обе они – и Арминэ, и ее мать, обратили внимание на следы губной помады на шее и одежде Давида.
- Сегодня такой день, мама. Не обращай внимания, - мрачно и не без иронии произнесла Арминэ, усаживаясь на диван.
- А кофе у нее между прочим не бывает, - не придав значения замечанию Арминэ, ибо смысл его был как минимум не понятен,
Давид решил весело поддеть Агнессу при посторонних, что было для него особым видом развлечения, - она ведь у нас не кофеманка. Я ей принес как-то молотый кофе, так на нем через неделю образовалась плесень...
- Как так – через неделю? – удивилась Стэлла.
- А так, у них с кофе взаимная непереносимость.
- Ты молотый кофе в морозилке держи, Анесса-джан, - мягко и в то же время назидательно вещала Стэлла, явно получая удовольствие от дачи «полезных советов» Агнессе в присутствии Давида.
- А кофе у меня все-таки есть, – не реагируя ни на поддевки, ни на советы, Агнесса потянулась к полочке над микроволновкой.
- Не понял... откуда?
- От Ани. А ей накупил Ашот, - и, сверкнув глазами на Арминэ, Агнесса протянула Давиду ручную кофемолку: - держи, намели пару ложечек.
- И мельничка есть? Откуда она у тебя такая – прямо типично ереванская? – чуть ли не с возмущением в голосе удивилась Арминэ.
- Все оттуда же... – с преувеличенной вежливостью отвечала Агнесса, - Ашот на день матери подарил.
К моменту, когда все четверо, сидя в креслах и на диванах вокруг низенького стеклянного столика, допивали кофе или чай, Стэлла уже успела поговорить с Давидом обо всех ереванских «реалиях», - новостях и слухах, обсудить всех общих знакомых и их дела. Арминэ, естественно, тоже участвовала в беседе, поскольку была в курсе всех событий и лично знала всех «персонажей», и лишь Агнессе приходилось молча слушать их беседу, чувствуя себя «чужой на этом празднике жизни». Арминэ сподобилась даже одарить Агнессу парой победоносно-заносчивых взглядов.
- Давид, нам с тобой нужно очень серьезно поговорить, - заявила Стэлла после повисшей паузы, - но не здесь и не сейчас, - и она бросила на Агнессу короткий, но многозначительный взгляд, в который можно было прочесть нежелание Стэллы говорить на заданную тему в присутствии этой женщины, - дело касается наших личных вопросов.
- Я... Да, конечно, только я не знаю, когда это можно будет сделать, потому что мы с Агнессой завтра уезжаем, - нам надо быть в Нью-Йорке.
Прекрасно понимая, что Стэлла в своем «личном» разговоре станет настаивать на его ответственности перед Арминэ, Давид посмотрел на Агнессу настолько умоляюще, что та просто не могла опровергнуть его неправду.
- Да, мы ведь уезжаем завтра, - извиняющимся тоном подтвердила Агнесса, теребя на пальце обручальное кольцо.
- А зачем вы туда едете? – настороженно поинтересовалась Стэлла, будто «Нью-Йорк» в переводе означало «передовая линия фронта».
- Нам нужно наладить кое-какие семейные дела, - отвечал Давид, сжимая кисть Агнессы, будто беря на себя ответственность за «отчет» перед Стэллой.
Поскольку развод с Седой у Давида был уже на мази, Стэлла слишком уж ревностно относилась ко всему, что могло вызывать любые подозрения в «ускользании» вожделенного жениха в чужие руки.
- Давид, нам нужно будет поговорить до вашего отъезда, и может быть даже он не состоится, - твердо и, пожалуй, слишком строго заявила Стэлла, вставая с дивана. – Когда у вас вылет завтра?
- Вылет у нас в восемь утра, - ответила Агнесса, также вставая и косясь на Давида с едва скрываемой ухмылкой на лице.
- Да, мы собственно и спать-то этой ночью может не будем... Вот что, Стэлла, поговорим прямо сейчас, если ты не возражаешь.
- Сейчас?
- Да, я лично не против разговора, потому что рано или поздно нужно все разрешить. И мое слово здесь таково, что мы с Агнессой собираемся пожениться, - и он снова посмотрел на Агнессу в ожидании подтверждения своих слов.
И, хотя речи о женитьбе как таковой между ними не было – кроме той беседы на балконе, - Агнессе пришлось, спасая его от настойчивости и напора отчаявшихся и готовых теперь на все соседушек по ереванскому подъезду, подхватить заданную им тему:
- Да, между нами собственно все уже решено.
- Ну, то, что решено между вами, это одно, Агнесса-джан. – с пафосом на лице, запрокинув голову и пряча взгляд, отчеканила Стэлла, - Мы с тобой женщины, и мы понимаем, что все это сегодня так, а завтра может измениться на сто восемьдесят градусов.
Повисшее молчание в ситуации, которая скорее веселила Агнессу, чем тревожила ее, наконец, было нарушено ею же. Поджав губы, чтобы не было заметно ее ухмылки, Агнесса смотрела на оторопевшего Давида в течение пары секунд, и потом произнесла спокойно:
- Давид, если это так серьезно, я могу поехать и одна, без тебя...
- Нет, - куда ты поедешь без меня? – не сразу, будто оправившись от шока, возразил Давид, - Какой смысл в поездке, если она пройдет без меня? – Давиду явно хотелось, чтобы эта поездка выглядела судьбоносной для Стэллы и Арминэ.
- Тогда мы можем ее отложить, чтобы вы поговорили со Стэллой!
- Несс-джан, ничего мы откладывать не будем, и поедем вместе. Стэлла здесь, как уже известно, почти на месяц, так что она успеет все мне сказать после нашего с тобой возвращения.
Продолжение следует
Впрочем, я даже рад этим проблемам с Шэннон, так как они пробуждают меня, возвращая в реальность и отвлекая от навязчивых и все более и более тяжких мыслей о Котенке, о том, что она значит для меня; от ревности к брату, который пока ничего не подозревает о моей связи с ней, и я не уверен, что он был бы в восторге от этого, - даже если бы не был увлечен моим котенком. Роб всегда отличался особым чистоплюйством, - даже внутри нашей чистоплюйской семейки. Я явно переоценил свою способность спокойно воспринимать похождения котенка, - видимо, основываясь на предыдущем опыте, когда был весьма равнодушен и бесстрастен в ситуациях с изменами. Я скорее использовал эти случаи, чтобы эмоционально терзать девушек, заставляя их чувствовать себя ничтожествами и заново добиваться моего расположения, выполняя любую мою прихоть. Я получал удовольствие от того, как они стараются во всем мне угодить, чтобы загладить свою вину передо мной, хотя никакого морального ущерба от их измен я не чувствовал. Нынешнее же положение дел демонстрирует мне отсутствие пресловутой самодостаточности, когда отношение другого человека определяет мою самооценку. С какой стати мое самовосприятие должно зависеть от того, как ко мне относится котенок или кто бы то ни было? Пытаясь успокоиться, я то и дело убеждаю себя, что дело вовсе не в самооценке, а в боязни потерять котенка, - то есть, чистейший эгоизм, - и это отвратительно, и не стоит ни внимания, ни, тем более, тяжких раздумий. Более того, - говорю я себе, - она совершенно безосновательна, эта боязнь, так как Котенок уже пришла со мной к соглашению, которое она вряд ли нарушит, потому что у меня есть стойкое ощущение того, что на ее слово можно положиться!
Арминэ поехала в Лос-Анджелес, чтобы там встретить свою мать в аэропорту. Никто из ее знакомых не знал о приезде Стэллы, - даже Ашоту предпочли ничего не сообщать заранее. Стоит ли удивляться тому, что произошло вследствие этой «конспирации»! Стэлла, находившаяся в нетерпении, основываясь на давно устаревших данных, слишком уж «по-своему» воспринимала отношение Ашота к Арминэ, - и посему была настроена встретиться с Ашотом без промедления, - сразу же по приезде из аэропорта в Солану. Она была уверена в лояльности Ашота и в той власти, которую имели над ним старшие, - будь то родители или их знакомые. Арминэ знала, что Давид сейчас на работе, - и Ашоту можно было сделать приятный сюрприз. Для любого эмигранта – давние знакомые с родины всегда представляют собой нечто щемяще приятное. Ашот должен был быть дома, ибо его машина была на парковке.
Подойдя к двери и посмотрев в глазок, Ашот оторопел на долю секунды, но невесть откуда взявшийся порыв смелости – будто наждачной бумагой прошедшийся по его прежнему воспитанию и миропониманию, заставил его спокойно и уверенно открыть дверь. Можно себе представить выражение лиц Стэллы и Арминэ, когда они увидели Ашота – в боксерах, без носков и с голой волосатой грудью. Основание его шеи, а также плоский и упругий живот были щедро выпачканы красной губной помадой, а волосы были всклокочены так, будто в них свили гнездо вороны.
- Аня, одевайся у нас гости! – выкрикнул Ашот, повернув голову в сторону спальни, и лишь после этих слов поздоровался с неожиданными посетительницами, - Вы проходите, располагайтесь, я только оденусь, мы тут были немного заняты. –
Усмехнувшись то ли своим словам, то ли самой ситуации, Ашот исчез, и женщины услышали, как громко хлопнула дверь спальни.
- Бесстыжий гаденыш! – воскликнула ему вслед пораженная Стэлла и, взяв за руку дочь, едва скрывавшую свою ухмылку, устремилась к выходу из здания.
Выглянув из коридора и обнаружив, что гостьи исчезли так же «неожиданно», как и появились, Ашот, уже успевший надеть джинсы, закрыл входную дверь, к которой дамы и не подумали прикасаться, и вернулся в спальню. Аня – растрепанная и счастливая, прикрытая лишь своими длинными темными волосами, сидела на кровати, наклонив голову и хитро улыбаясь.
- Ты не представляешь, что ты со мной творишь, Аня! – произнес Ашот, отбрасывая рубашку, которую намеревался надеть для общения со Стэллой и Арминэ, - Я никогда бы не поверил, что способен на такое! А то ли еще будет!
- Ты про что? – насмешливо и лениво отозвалась Аня.
- Я про все, понимаешь? Про всё! – и, бросившись на кровать, он стал нежно и страстно обнимать и целовать девушку, не переставая повторять: - Только ты не бросай меня, хорошо? Будь со мной! Наберись терпения, сил, любви, - и будь со мной несмотря ни на что! Я обещаю, что горы сверну, если ты будешь со мной!
Агнесса же, вся поглощенная предстоящей поездкой в Нью-Йорк, была погружена в мысли о своих дальнейших действиях. Она слишком запуталась в создавшейся ситуации. Хотя Ветер и нравится ей достаточно, чтобы она могла допустить физическую близость с ним, она на этот раз слишком чувствительно и весьма «своевременно» сознавала, что он - ее родственник. К тому же, у нее был уже свой любимый – Принц, - которого она по-прежнему считала самым привлекательным из всех мужчин, каких она когда-либо знала. Однако, поскольку за все годы проживания в Америке, она так толком и не побывала в Нью-Йорке, а также в силу заманчивости бесплатной поездки, - не говоря уже о возможности встретиться с родственником и отчитаться об этом брату в Москве, - Агнесса решила, что поездка эта должна состояться.
- Так ты уверена, что хочешь поехать одна, без меня? – спросил Давид, когда Агнесса вкратце разъяснила ему ситуацию с новоявленным родственником, которого непременно нужно навестить по настоянию братьев.
- Конечно, дурачок мой! Я увижусь с родичем, сделаю с ним несколько совместных фото, отправлю их в Москву братьям, и все будут довольны и счастливы.
- Ну и чем я могу тебе помешать в этих делах?
Агнессе показалось, что Давид не доверяет ей, хотя она в общем и целом говорила ему правду. Она действительно не собиралась допускать телесной близости с Робертом, и на случай его настойчивости у нее было «припасено» намерение рассказать ему об их родстве.
- Да ничем ты не помешаешь, любимый, - просто совершенно не стоит тебе тратиться на дорогу, пропускать работу и срываться куда-то только для того, чтобы сопровождать меня. Я уже большая девочка, и сама умею путешествовать, - и Агнесса, подойдя в дивану, на котором сидел Давид, приподняла платье и влезла к нему на колени, обхватив его торс согнутыми ногами и обвив руками его шею.
- Я думал, тебе захочется, чтобы рядом был кто-то... – отвечал Давид, уклоняясь от ее поцелуев, но все же позволяя ей иногда «попасть в цель», - но раз уж ты такая самодостаточная...
- Перестань дуться! Нет на свете ничего нелепее обиженного мужчины!
- Разве я обижаюсь? – возразил Давид, приподняв брови и пытаясь высвободиться из ее объятий.
- А почему ты сейчас отталкиваешь меня? Ведь отталкиваешь! А я так хочу тебя целовать!
- Твои поцелуи только отвлекают нас от разговора!
- И пусть отвлекают! – И Агнесса стала нежно покусывать мочку его уха, перейдя на шепот: - Разговор-то все равно дурацкий...
Когда раздался звонок в дверь, оба они – Агнесса и Давид, - замерли на секунду, уставившись друг на друга. Аня – на свидании с Ашотом, Лена – на работе в ресторане, дети – все дома, и Агнессе с Давидом было невдомек, кто бы мог пожаловать в такой час.
- Стэлла! Вот это сюрприз! – воскликнула Агнесса, увидев Арминэ с матерью, - Как Вы тут?
- Сюрпризом для всех, - мило улыбаясь, отвечала Стэлла, обмениваясь поцелуями с Агнессой.
- Добро пожаловать, присаживайтесь! Вас кормить? У меня осталось кое-что от ужина.
- Нет, спасибо, Агнесса-джан, мы поели в «айхопе» по дороге из аэропорта, - ответила Арминэ, подойдя с матерью к дивану.
- Кофе я выпью, - добавила Стэлла, с широкой улыбкой пристально глядя на Давида, который, не успев еще сказать ни слова, только дожидался своей очереди поздороваться с ереванской соседкой.
Подойдя вплотную к Стэлле, Давид наклонился, чтобы пожать ей руку и поцеловать, и в этот момент обе они – и Арминэ, и ее мать, обратили внимание на следы губной помады на шее и одежде Давида.
- Сегодня такой день, мама. Не обращай внимания, - мрачно и не без иронии произнесла Арминэ, усаживаясь на диван.
- А кофе у нее между прочим не бывает, - не придав значения замечанию Арминэ, ибо смысл его был как минимум не понятен,
Давид решил весело поддеть Агнессу при посторонних, что было для него особым видом развлечения, - она ведь у нас не кофеманка. Я ей принес как-то молотый кофе, так на нем через неделю образовалась плесень...
- Как так – через неделю? – удивилась Стэлла.
- А так, у них с кофе взаимная непереносимость.
- Ты молотый кофе в морозилке держи, Анесса-джан, - мягко и в то же время назидательно вещала Стэлла, явно получая удовольствие от дачи «полезных советов» Агнессе в присутствии Давида.
- А кофе у меня все-таки есть, – не реагируя ни на поддевки, ни на советы, Агнесса потянулась к полочке над микроволновкой.
- Не понял... откуда?
- От Ани. А ей накупил Ашот, - и, сверкнув глазами на Арминэ, Агнесса протянула Давиду ручную кофемолку: - держи, намели пару ложечек.
- И мельничка есть? Откуда она у тебя такая – прямо типично ереванская? – чуть ли не с возмущением в голосе удивилась Арминэ.
- Все оттуда же... – с преувеличенной вежливостью отвечала Агнесса, - Ашот на день матери подарил.
К моменту, когда все четверо, сидя в креслах и на диванах вокруг низенького стеклянного столика, допивали кофе или чай, Стэлла уже успела поговорить с Давидом обо всех ереванских «реалиях», - новостях и слухах, обсудить всех общих знакомых и их дела. Арминэ, естественно, тоже участвовала в беседе, поскольку была в курсе всех событий и лично знала всех «персонажей», и лишь Агнессе приходилось молча слушать их беседу, чувствуя себя «чужой на этом празднике жизни». Арминэ сподобилась даже одарить Агнессу парой победоносно-заносчивых взглядов.
- Давид, нам с тобой нужно очень серьезно поговорить, - заявила Стэлла после повисшей паузы, - но не здесь и не сейчас, - и она бросила на Агнессу короткий, но многозначительный взгляд, в который можно было прочесть нежелание Стэллы говорить на заданную тему в присутствии этой женщины, - дело касается наших личных вопросов.
- Я... Да, конечно, только я не знаю, когда это можно будет сделать, потому что мы с Агнессой завтра уезжаем, - нам надо быть в Нью-Йорке.
Прекрасно понимая, что Стэлла в своем «личном» разговоре станет настаивать на его ответственности перед Арминэ, Давид посмотрел на Агнессу настолько умоляюще, что та просто не могла опровергнуть его неправду.
- Да, мы ведь уезжаем завтра, - извиняющимся тоном подтвердила Агнесса, теребя на пальце обручальное кольцо.
- А зачем вы туда едете? – настороженно поинтересовалась Стэлла, будто «Нью-Йорк» в переводе означало «передовая линия фронта».
- Нам нужно наладить кое-какие семейные дела, - отвечал Давид, сжимая кисть Агнессы, будто беря на себя ответственность за «отчет» перед Стэллой.
Поскольку развод с Седой у Давида был уже на мази, Стэлла слишком уж ревностно относилась ко всему, что могло вызывать любые подозрения в «ускользании» вожделенного жениха в чужие руки.
- Давид, нам нужно будет поговорить до вашего отъезда, и может быть даже он не состоится, - твердо и, пожалуй, слишком строго заявила Стэлла, вставая с дивана. – Когда у вас вылет завтра?
- Вылет у нас в восемь утра, - ответила Агнесса, также вставая и косясь на Давида с едва скрываемой ухмылкой на лице.
- Да, мы собственно и спать-то этой ночью может не будем... Вот что, Стэлла, поговорим прямо сейчас, если ты не возражаешь.
- Сейчас?
- Да, я лично не против разговора, потому что рано или поздно нужно все разрешить. И мое слово здесь таково, что мы с Агнессой собираемся пожениться, - и он снова посмотрел на Агнессу в ожидании подтверждения своих слов.
И, хотя речи о женитьбе как таковой между ними не было – кроме той беседы на балконе, - Агнессе пришлось, спасая его от настойчивости и напора отчаявшихся и готовых теперь на все соседушек по ереванскому подъезду, подхватить заданную им тему:
- Да, между нами собственно все уже решено.
- Ну, то, что решено между вами, это одно, Агнесса-джан. – с пафосом на лице, запрокинув голову и пряча взгляд, отчеканила Стэлла, - Мы с тобой женщины, и мы понимаем, что все это сегодня так, а завтра может измениться на сто восемьдесят градусов.
Повисшее молчание в ситуации, которая скорее веселила Агнессу, чем тревожила ее, наконец, было нарушено ею же. Поджав губы, чтобы не было заметно ее ухмылки, Агнесса смотрела на оторопевшего Давида в течение пары секунд, и потом произнесла спокойно:
- Давид, если это так серьезно, я могу поехать и одна, без тебя...
- Нет, - куда ты поедешь без меня? – не сразу, будто оправившись от шока, возразил Давид, - Какой смысл в поездке, если она пройдет без меня? – Давиду явно хотелось, чтобы эта поездка выглядела судьбоносной для Стэллы и Арминэ.
- Тогда мы можем ее отложить, чтобы вы поговорили со Стэллой!
- Несс-джан, ничего мы откладывать не будем, и поедем вместе. Стэлла здесь, как уже известно, почти на месяц, так что она успеет все мне сказать после нашего с тобой возвращения.
Продолжение следует
#125
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 14 Октябрь 2011 - 11:10
Я настолько обескуражен предстоящей поездкой котенка в Нью-Йорк, что у меня стала проявляться «защитная реакция организма» - в виде повышенного энтузиазма в общении с детьми и с Шэннон. Я стал искать спасения от навязчивых мыслей в постоянных играх с детьми, за чтением для них, во время прогулок с ними, которые инициировал сам, - к недоумению Шэннон. Она даже упрекнула меня в том, что я начал «становиться приличным семьянином» в тот момент, когда ей как раз пора было ехать на роды, и она не успеет вдоволь насладиться моим поведением, - которое, как она думает (и она права), наверняка является лишь временным всплеском загадочного происхождения. Я, как ни странно, рад каждому слову Шэннон, каждой ее глупости и каждой ее истерике. С другой же стороны, я все еще был раздражен тем, как и почему на меня воздействует история с Котенком, которая, между прочим, уже объявила мне о своей поездке в Нью-Йорк, якобы для встречи с каким-то братом. Лгунья и лентяйка! Ведь при ее уме и фантазии она могла бы придумать что-нибудь более изысканное и совершенное, - но она поленилась даже пошевелить мозгами, чтобы сочинить для меня что-то более стоящее! И раздражение это лишь подогревает во мне энтузиазм в активном и настойчивом общении с семьей. Да, Шэннон проста, незатейлива и предсказуема. Мне не скучно с ней лишь тогда, когда я сам решаю приложить усилия к тому, чтобы не скучать. Но она по крайней мере понятна мне, и наверняка не лжет. От новых навязчивых мыслей меня отвлек голос медсестры. Шэннон пришлось рожать в операционной, и я впервые не присутствовал при родах.
- Вы можете уезжать домой. Маму заберете завтра, а малыш должен остаться еще на несколько дней. У него осложнения с кровью, - несовпадение с материнской.
- Это исключено, – мы ней абсолютно совместимы...
- Это все, что мне известно, сэр, - кровь ребенка в конфликте с материнской. Приезжайте за ней завтра, и тогда же сможете поговорить с врачом.
Тупо и криво улыбнувшись, девица стремительно удалилась, будто на пожар, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться домой, где сидела с детьми подруга Шэннон, и отпустить ее восвояси.
- Ты, пожалуйста, не волнуйся за меня, милый! Неделя пролетит очень быстро, и я снова буду с тобой! Если хочешь, можем прямо сейчас назначить день встречи в отеле.
- Нет, котенок! Сделаем это после твоего возвращения. Я не хочу загадывать, если не знаю даже, в каком настроении и с какими планами на будущее ты вернешься.
- Странный ты какой-то, Стэн! Что во мне может измениться по отношению к тебе после этой поездки? А впрочем, - ты прав, никогда не нужно бежать впереди паровоза.
- Ты будешь жить у родственников?
- Пока не знаю, сладкий! Я ведь никогда раньше с ними не встречалась. Но у меня есть там несколько друзей, у которых можно будет приземлиться.
Мне иногда кажется, что если бы не роды у Шэннон, я бы сделал все возможное, чтобы оказаться в Нью-Йорке вслед за Котенком, и просто подсмотреть со стороны за ней и за Робом. Я бы придумал срочную деловую поездку или уникальное предложение по работе, - от которого невозможно отказаться, - но я бы наверняка сорвался, - настолько чувствительно и горячо волновала мня вся эта ситуация. И то, что намерение быть рядом с Шэннон в момент появления моего ребенка взяло верх над этими разрушающе навязчивыми чувствами к котенку, было фактом весьма уместным и своевременным для моего самоощущения, хотя и не избавляло от переживаний полностью.
- Давид? Значит, ты все-таки не уехал?
Как ни странно, но Давид не успел еще привыкнуть к тому, что его то и дело подкарауливают у входа в квартиру, - вначале Арминэ, а теперь и ее мать. Он в течение трех дней даже ставил машину в подземный гараж, и возвращался домой ближе к ночи – только бы не мелькать в городе, - но, как видно, и это не помогло.
- Мне пришлось срочно вернуться, - но главное, что мы с Агнессой уладили там все дела, и она теперь там у друзей задержалась, - ей ведь неделю дали на работе. А ты как здесь?
- Хотела с Ашотом встретиться, - ведь я так ему и не успела передать все, что для него мать со мной отправила.
- Ашот сегодня не ночует дома, - с трудно скрываемым удовольствием проинформировал Давид, - так что здесь никого нет.
- Ну, значит, мы можем, наконец, поговорить о самом важном, - и Стэлла, не дожидаясь приглашения, прошла в квартиру и торжественно уселась на диван лицом к входной двери, чтобы иметь лучший обзор помещения и видеть все, что будет делать Давид.
- Стэлла, чем тебя угостить?
- Спасибо, Давид, - ничего не нужно. Просто посиди рядом и выслушай меня.
Сев напротив Стэллы, Давид выглядел вполне уверенным. Он чувствовал, что ничто не изменит ни его отношения к Агнессе, ни его планов на ее счет.
- Давид-джан, мне просто интересно, как долго ты еще будешь жить в этой неопределенности? Пойми меня правильно, я ничего не говорю плохого про Агнессу, - да, - она милая, интересная, умная, красивая женщина, и я понимаю, как ты к ней относишься. Но кто тебе сказал, что это самое важное для жизни? Я не мать тебе, но ты вырос на моих глазах, и клянусь дочерью, - я желаю тебе добра и счастья не меньше, чем желала бы своему сыну!
- Спасибо, Стэлла-джан! Это значит, что ты должна быть рада тому, что мы женимся с Агнессой.
- Да? Ты так понимаешь мои слова? Нет, милый! С Агнессой тебя ждет все что угодно, но только не спокойная семейная жизнь! Ты думаешь, ты сейчас счастлив? По твоему виду этого не скажешь! Я на твоем лице читаю неуверенность. Мужчина не тогда счастлив, когда он с любимой женщиной! Он тогда счастлив, когда он уверен в той, кто рядом с ним, - и тут не так важно, любит он ее или нет! А Агнесса... Я знаю этот тип женщин, Давид. Может быть, и ты знаешь, но не признаёшься в этом. Вот я бы не положила руку за то, что она сейчас делает там, в Нью-Йорке! И ты – тоже не поручился бы, даже если будешь это отрицать! Я не вчера родилась, и все понимаю!
- Стэлла-джан, есть вещи, которые двое решают только между собой, без посторонних, - Давид широко улыбнулся, но тень смущения и сомнения уже омрачила его лицо, и Стэлла уверилась в том, что критический этап форсирования психики Давида пройден, - остается только дожать.
- Знаешь что, ты эти американские штучки брось! Вспомни, к тебе приезжают дети. Они уже почти взрослые, и очень скоро может встать вопрос об их обручении. Какой удар ты готовишь их судьбам? Отец, женатый мало того что на разведенной женщине с сомнительным прошлым, так еще и на той, которая разослала всему городу свою переписку с любовником? Какой приличный армянский парень, или его родители – отнесутся серьезно к твоим дочерям? Пойми меня правильно, Давид-джан: все, что я говорю – это только тебе на благо. Я не удивлюсь, если выяснится, что у Агнессы есть любовник! И даже не потому, что я что-то знаю. Одного взгляда на нее достаточно. Ты ведь не хочешь, чтобы весь Ереван, все твои старые друзья знали это? Моя девочка любит тебя всю жизнь, - ты только подумай, что ребенок все свои школьные годы – в младшей школе, потом в средней, потом в старших классах, - все время болел тобой. Потом был институт, потом была работа, - нигде и никогда она не могла изменить тебе даже в мыслях! Даже такой парень как Ашот – не смог добиться ее! Почему вы, мужчины, совсем не цените глубокое, настоящее, а тянетесь к фальшивкам, к мишуре? Там более, после того, что между вами уже произошло? Нет, нет, не говори ничего! Я знаю, что отрицать ты этого не будешь, потому что ты не подлец. А мелочи не так важны, - важен сам факт! Ты хоть знаешь, чего ей стоило добиться этой рабочей визы в Америку? Плевать она хотела на эту Америку! Она из-за тебя приехала! Подумай о себе, о своей мужской гордости, о родителях, о детях своих! Не надо все бросать в жертву твоим низким страстям! Все, что ты имеешь к Агнессе – я не вижу в этом ничего достойного. А у тебя – дети...
Поднявшись с кресла, будто не в состоянии выдерживать этот напор, Давид прошелся пару раз к двери и обратно, и потом вдруг сказал:
- Стэлла-джан, я все понял, услышал, и все усвоил. Только я зашел домой забрать кое-какие вещи и пойти к Агнессе, чтобы ее дети не были одни.
По тому, как бледен и растерян был Давид, и как дрожали у него руки и голос, Стэлла поняла, что миссия выполнена, и спокойно поднялась с места.
- Мне тоже пора, Давид-джан. Спасибо, что выслушал. Имей в виду, я хочу тебе только добра, и пусть я умру, если это не так! Вот здесь – вещи для Ашота, - и, оставив пакет на диване, Стэлла медленно и спокойно прошла к двери.
Продолжение следует
- Вы можете уезжать домой. Маму заберете завтра, а малыш должен остаться еще на несколько дней. У него осложнения с кровью, - несовпадение с материнской.
- Это исключено, – мы ней абсолютно совместимы...
- Это все, что мне известно, сэр, - кровь ребенка в конфликте с материнской. Приезжайте за ней завтра, и тогда же сможете поговорить с врачом.
Тупо и криво улыбнувшись, девица стремительно удалилась, будто на пожар, и мне не оставалось ничего другого, как отправиться домой, где сидела с детьми подруга Шэннон, и отпустить ее восвояси.
- Ты, пожалуйста, не волнуйся за меня, милый! Неделя пролетит очень быстро, и я снова буду с тобой! Если хочешь, можем прямо сейчас назначить день встречи в отеле.
- Нет, котенок! Сделаем это после твоего возвращения. Я не хочу загадывать, если не знаю даже, в каком настроении и с какими планами на будущее ты вернешься.
- Странный ты какой-то, Стэн! Что во мне может измениться по отношению к тебе после этой поездки? А впрочем, - ты прав, никогда не нужно бежать впереди паровоза.
- Ты будешь жить у родственников?
- Пока не знаю, сладкий! Я ведь никогда раньше с ними не встречалась. Но у меня есть там несколько друзей, у которых можно будет приземлиться.
Мне иногда кажется, что если бы не роды у Шэннон, я бы сделал все возможное, чтобы оказаться в Нью-Йорке вслед за Котенком, и просто подсмотреть со стороны за ней и за Робом. Я бы придумал срочную деловую поездку или уникальное предложение по работе, - от которого невозможно отказаться, - но я бы наверняка сорвался, - настолько чувствительно и горячо волновала мня вся эта ситуация. И то, что намерение быть рядом с Шэннон в момент появления моего ребенка взяло верх над этими разрушающе навязчивыми чувствами к котенку, было фактом весьма уместным и своевременным для моего самоощущения, хотя и не избавляло от переживаний полностью.
- Давид? Значит, ты все-таки не уехал?
Как ни странно, но Давид не успел еще привыкнуть к тому, что его то и дело подкарауливают у входа в квартиру, - вначале Арминэ, а теперь и ее мать. Он в течение трех дней даже ставил машину в подземный гараж, и возвращался домой ближе к ночи – только бы не мелькать в городе, - но, как видно, и это не помогло.
- Мне пришлось срочно вернуться, - но главное, что мы с Агнессой уладили там все дела, и она теперь там у друзей задержалась, - ей ведь неделю дали на работе. А ты как здесь?
- Хотела с Ашотом встретиться, - ведь я так ему и не успела передать все, что для него мать со мной отправила.
- Ашот сегодня не ночует дома, - с трудно скрываемым удовольствием проинформировал Давид, - так что здесь никого нет.
- Ну, значит, мы можем, наконец, поговорить о самом важном, - и Стэлла, не дожидаясь приглашения, прошла в квартиру и торжественно уселась на диван лицом к входной двери, чтобы иметь лучший обзор помещения и видеть все, что будет делать Давид.
- Стэлла, чем тебя угостить?
- Спасибо, Давид, - ничего не нужно. Просто посиди рядом и выслушай меня.
Сев напротив Стэллы, Давид выглядел вполне уверенным. Он чувствовал, что ничто не изменит ни его отношения к Агнессе, ни его планов на ее счет.
- Давид-джан, мне просто интересно, как долго ты еще будешь жить в этой неопределенности? Пойми меня правильно, я ничего не говорю плохого про Агнессу, - да, - она милая, интересная, умная, красивая женщина, и я понимаю, как ты к ней относишься. Но кто тебе сказал, что это самое важное для жизни? Я не мать тебе, но ты вырос на моих глазах, и клянусь дочерью, - я желаю тебе добра и счастья не меньше, чем желала бы своему сыну!
- Спасибо, Стэлла-джан! Это значит, что ты должна быть рада тому, что мы женимся с Агнессой.
- Да? Ты так понимаешь мои слова? Нет, милый! С Агнессой тебя ждет все что угодно, но только не спокойная семейная жизнь! Ты думаешь, ты сейчас счастлив? По твоему виду этого не скажешь! Я на твоем лице читаю неуверенность. Мужчина не тогда счастлив, когда он с любимой женщиной! Он тогда счастлив, когда он уверен в той, кто рядом с ним, - и тут не так важно, любит он ее или нет! А Агнесса... Я знаю этот тип женщин, Давид. Может быть, и ты знаешь, но не признаёшься в этом. Вот я бы не положила руку за то, что она сейчас делает там, в Нью-Йорке! И ты – тоже не поручился бы, даже если будешь это отрицать! Я не вчера родилась, и все понимаю!
- Стэлла-джан, есть вещи, которые двое решают только между собой, без посторонних, - Давид широко улыбнулся, но тень смущения и сомнения уже омрачила его лицо, и Стэлла уверилась в том, что критический этап форсирования психики Давида пройден, - остается только дожать.
- Знаешь что, ты эти американские штучки брось! Вспомни, к тебе приезжают дети. Они уже почти взрослые, и очень скоро может встать вопрос об их обручении. Какой удар ты готовишь их судьбам? Отец, женатый мало того что на разведенной женщине с сомнительным прошлым, так еще и на той, которая разослала всему городу свою переписку с любовником? Какой приличный армянский парень, или его родители – отнесутся серьезно к твоим дочерям? Пойми меня правильно, Давид-джан: все, что я говорю – это только тебе на благо. Я не удивлюсь, если выяснится, что у Агнессы есть любовник! И даже не потому, что я что-то знаю. Одного взгляда на нее достаточно. Ты ведь не хочешь, чтобы весь Ереван, все твои старые друзья знали это? Моя девочка любит тебя всю жизнь, - ты только подумай, что ребенок все свои школьные годы – в младшей школе, потом в средней, потом в старших классах, - все время болел тобой. Потом был институт, потом была работа, - нигде и никогда она не могла изменить тебе даже в мыслях! Даже такой парень как Ашот – не смог добиться ее! Почему вы, мужчины, совсем не цените глубокое, настоящее, а тянетесь к фальшивкам, к мишуре? Там более, после того, что между вами уже произошло? Нет, нет, не говори ничего! Я знаю, что отрицать ты этого не будешь, потому что ты не подлец. А мелочи не так важны, - важен сам факт! Ты хоть знаешь, чего ей стоило добиться этой рабочей визы в Америку? Плевать она хотела на эту Америку! Она из-за тебя приехала! Подумай о себе, о своей мужской гордости, о родителях, о детях своих! Не надо все бросать в жертву твоим низким страстям! Все, что ты имеешь к Агнессе – я не вижу в этом ничего достойного. А у тебя – дети...
Поднявшись с кресла, будто не в состоянии выдерживать этот напор, Давид прошелся пару раз к двери и обратно, и потом вдруг сказал:
- Стэлла-джан, я все понял, услышал, и все усвоил. Только я зашел домой забрать кое-какие вещи и пойти к Агнессе, чтобы ее дети не были одни.
По тому, как бледен и растерян был Давид, и как дрожали у него руки и голос, Стэлла поняла, что миссия выполнена, и спокойно поднялась с места.
- Мне тоже пора, Давид-джан. Спасибо, что выслушал. Имей в виду, я хочу тебе только добра, и пусть я умру, если это не так! Вот здесь – вещи для Ашота, - и, оставив пакет на диване, Стэлла медленно и спокойно прошла к двери.
Продолжение следует
#126
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 17 Октябрь 2011 - 10:05
Все то время, что Котенок находилась в Нью-Йорке, я не мог найти ни минуты покоя. Я метался от компьютера к телефону, забрасывая ее е-мейлами и эсэмэсками, на которые она поначалу не отвечала. Говорить с Шэннон у меня отпало всякое желание, особенно, в свете того, что она выкинула. Впрочем, Шэннон и сама не особо стремилась говорить со мной, а лишь спокойно, будто меня вообще нет в природе, занималась детьми и наслаждалась материнским отпуском.
- А почему это тебя так расстраивает? – пишет котенок, - Ты ведь любишь детей, и тебе все равно, свои ли дети или приемные, не так ли?
- Котенок, ты когда-нибудь расплатишься за все издевательства, которые мне устраивала!
- Да при чем тут я?
- Ты ведь должна чувствовать разницу... Она использовала эту беременность, чтобы вернуть меня в семью! Я не хотел этого!
- Но потом-то ты был рад...
- Да, был. Но теперь у меня есть отличный повод не особо с ней церемониться при осуществлении нашего с тобой соглашения.
- Это уже ваши дела, сладкий! Если так тебе легче, то я только рада!
- Значит, оно все еще в силе?
- Это самое замечательное, самое уникальное и самое желанное соглашение в моей жизни! И оно никогда не утратит силу, если только мой повелитель сам его не отменит!
- Черт возьми, а ты ведь знаешь, что именно я хочу от тебя слышать!
- Я рада, что тебе нравится, родной, хотя это не такая уж великая наука...
- Ты хочешь сказать, что я прост? Ну что ж, когда-нибудь я тебя ошарашу одним откровением, - возможно, даже очень скоро.
Арминэ не спала всю ночь после возвращения Стэллы от Давида, а наутро – это была суббота, – заставила мать вновь досконально пересказать ей все, о чем та подробно поведала накануне. Водянисто-голубые глаза девушки сверкали надеждой и нетерпением, а веснушчатое белоснежное личико покрылось чуть ли не младенческим румянцем. Ей казалось, что по идее Давид должен прямо сейчас явиться к ним с предложением руки и сердца.
- Мама, а ты уверена, что на него подействовали твои слова? Ты не забыла сказать ему про любовника Агнессы? А про то, что было между нами?
- Дорогая моя, я все ему разложила по пунктам, и от себя кое-что добавила. Так что, если он и теперь не откажется от Агнессы, то я просто памятник ей поставлю за ломку вековых понятий у армянских мужчин!
- Если ты смогла мне помочь, мама, я сама тебе памятник поставлю, - при жизни! – Арминэ, чуть не плача, бросилась на шею к матери, - Ах, если бы и Агнесса либо уехала подальше, либо замуж за кого-нибудь вышла! Тогда бы мне было намного спокойнее!
- А разве она не может выйти за этого своего... любовника, про которого ты мне рассказывала?
- Мам... я вообще-то не до конца уверена, что это ее любовник и ее история... но даже если так, - кому он нужен со своей оравой! Агнесса и за Давида-то, мне кажется, еле-еле согласилась выйти! Ты ведь видела, насколько она была безразлична во время вашего разговора!
- Я обратила внимание, но это могла быть и маска...
- Да нет, не маска! Она не любит его, мама! И я говорю это не для того, чтобы успокоить свою совесть! Просто это правда!
Давид вез Агнессу из местного аэропорта, встретив ее по прилете из Нью-Йорка. Как ни странно, оба они молчали почти всю дорогу, и обоих, казалось, удовлетворяло это молчание. Лишь в ту минуту, когда машина Давида подъехала к дому Агнессы, она спросила:
- Ты не зайдешь? Нам нужно поговорить...
- Несс... А если и у меня есть к тебе разговор?
- Ну, тем более, поговорим на обе наши темы...
- Если только они не сольются в одну...
- А если и сольются?
- Тогда лучше вообще избежать этого разговора и жить дальше так, как мы сами решили.
- Ну хорошо, давай попробуем! Так ты зайдешь?
- Ты этого хочешь?
- Да!
- Тогда запомни одно: что бы ни случилось дальше в моей жизни – я всегда готов быть с тобой в любую минуту, когда ты только захочешь этого – вот как сейчас!
- Я знаю, знаю, сладкий!!! – и она, ласково погладив его небритую щеку, нежно чмокнула его в уголок рта.
Страдая от любопытства и нетерпения, я уже пятый раз пишу брату с вопросами о том, как прошла у него встреча с Агнессой. Я надеюсь, что хотя бы теперь, когда она вернулась в Калифорнию, у него должно найтись время ответить мне.
- Ну как, брат, повела себя твоя королева, когда ты предложил ей отведать нашей польской келбаски?
- Все не так-то просто, брат! Она вела себя великолепно, и она... я не знаю, видел ли ты ее вживую, но должен тебе сказать, что она действительно чудо! Я просто в отчаянии от того, что единственная женщина, которая мне понравилась как никто и никогда за все мои четыре с лишним десятка лет, – не сможет быть со мной!
Сердце мое колотилось как бешеное, пока я ждал ответа на свой вопрос, и продолжает колотиться и теперь, когда я уже прочел его ответ, – хотя тогда и теперь оно было движимо совершенно разными причинами.
- Значит, ты не понравился ей?
- Не в этом дело. Ты знаешь, что мы выглядим гораздо лучше в жизни, чем на фотографиях. А ей я понравился даже по фото.
- Так в чем же дело? На оказалась замужем?
- Да нет же, брат! Представь себе, она оказалась нашей родственницей. Наш прадед, оказывается, был не промах, и тоже любил экзотику. Он и ей приходится прадедом.
Ха-ха-ха-ха-ха! Я в восторге от моего котенка! Здорово она обломала моего братца, - придумала такую байку, которая теперь раз и навсегда отвадит его от всякой мысли о телесной близости с ней! Не понимаю только, для чего ей нужно было все-таки ехать к нему? Неужели она не соврала мне, и действительно поехала повидаться со своими родными? Ах, мой маленький, сладкий котенок!
Малыш наш все больше и больше походит на мексиканца, - судя по всему, у Шэннон была неудачная попытка наладить отношения с соотечественником. И наверняка есть и моя «вина» в том, что у нее из этого ничего не вышло. Не будь у нее моих детей, - возможно, они бы и поженились. Впрочем, я ни разу за все эти три месяца не поговорил с ней об ее обмане. Теперь, когда наше с котенком соглашение, наконец, в силе, мне совершенно безразлично, как и почему она так обошлась со мной, - и я даже полюбил этого маленького мачито.
- Ты уезжаешь? – в недоумении говорит мне она, прижимая малыша к груди и покачиваясь.
- Да, на пару дней, - вернусь послезавтра вечером.
- Что?
- А что?
- Что это значит? Куда ты поедешь?
- В Солану.
- А почему же ты вернешься только через два дня?
- Шэннон, а должен ли я вообще возвращаться? – и мой взгляд замер на ее малыше.
Она промолчала, глядя на меня в смятении, и я продолжал:
- И тем не менее, я вернусь, и буду с тобой всегда, столько, сколько это будет нужно детям.
- Что все это значит, Стэн?
- Это значит, что я женат, Шэннон. – Я схватил ее за плечи, чтобы удержать, если она вдруг не устоит на ногах от шока.
- Как это? Когда? Как ты посмел?
- Это было совсем недавно, когда уже родился Джуниор. Но решение об этом я принял до его рождения, и просто ждал, пока ты родишь, чтобы не волновать тебя в беременность.
Тяжело дыша, она присела на диван и, чуть не плача, стала кричать:
- Ты... Ты негодяй, Стэн! Ты сволочь, подлец, мерзавец!
- Если ты считаешь меня таковым, тогда тебе, наверное, и не нужно, чтобы я возвращался? Скажи, Шэннон, - все будет по-твоему. Мы решили, что ты, и особенно, дети - все-таки нуждаетесь во мне, и потому я буду жить с вами, и лишь иногда уезжать к жене – на пару дней. Ты ведь не возражаешь?
- Идиот! Идиоты, - вы оба, - кто бы она ни была! Запомни, она не любит тебя! Она тебя не любит, если согласна на такой идиотизм! Это безумие! Она не выдержит! Я не выдержу!
- Все зависит от тебя, Шэннон. Будет так, как ты скажешь. Если ты не хочешь, – тогда я просто перееду в Солану, к ней. Ты подумай... У тебя есть время – целых два дня без меня.
Продолжение следует
- А почему это тебя так расстраивает? – пишет котенок, - Ты ведь любишь детей, и тебе все равно, свои ли дети или приемные, не так ли?
- Котенок, ты когда-нибудь расплатишься за все издевательства, которые мне устраивала!
- Да при чем тут я?
- Ты ведь должна чувствовать разницу... Она использовала эту беременность, чтобы вернуть меня в семью! Я не хотел этого!
- Но потом-то ты был рад...
- Да, был. Но теперь у меня есть отличный повод не особо с ней церемониться при осуществлении нашего с тобой соглашения.
- Это уже ваши дела, сладкий! Если так тебе легче, то я только рада!
- Значит, оно все еще в силе?
- Это самое замечательное, самое уникальное и самое желанное соглашение в моей жизни! И оно никогда не утратит силу, если только мой повелитель сам его не отменит!
- Черт возьми, а ты ведь знаешь, что именно я хочу от тебя слышать!
- Я рада, что тебе нравится, родной, хотя это не такая уж великая наука...
- Ты хочешь сказать, что я прост? Ну что ж, когда-нибудь я тебя ошарашу одним откровением, - возможно, даже очень скоро.
Арминэ не спала всю ночь после возвращения Стэллы от Давида, а наутро – это была суббота, – заставила мать вновь досконально пересказать ей все, о чем та подробно поведала накануне. Водянисто-голубые глаза девушки сверкали надеждой и нетерпением, а веснушчатое белоснежное личико покрылось чуть ли не младенческим румянцем. Ей казалось, что по идее Давид должен прямо сейчас явиться к ним с предложением руки и сердца.
- Мама, а ты уверена, что на него подействовали твои слова? Ты не забыла сказать ему про любовника Агнессы? А про то, что было между нами?
- Дорогая моя, я все ему разложила по пунктам, и от себя кое-что добавила. Так что, если он и теперь не откажется от Агнессы, то я просто памятник ей поставлю за ломку вековых понятий у армянских мужчин!
- Если ты смогла мне помочь, мама, я сама тебе памятник поставлю, - при жизни! – Арминэ, чуть не плача, бросилась на шею к матери, - Ах, если бы и Агнесса либо уехала подальше, либо замуж за кого-нибудь вышла! Тогда бы мне было намного спокойнее!
- А разве она не может выйти за этого своего... любовника, про которого ты мне рассказывала?
- Мам... я вообще-то не до конца уверена, что это ее любовник и ее история... но даже если так, - кому он нужен со своей оравой! Агнесса и за Давида-то, мне кажется, еле-еле согласилась выйти! Ты ведь видела, насколько она была безразлична во время вашего разговора!
- Я обратила внимание, но это могла быть и маска...
- Да нет, не маска! Она не любит его, мама! И я говорю это не для того, чтобы успокоить свою совесть! Просто это правда!
Давид вез Агнессу из местного аэропорта, встретив ее по прилете из Нью-Йорка. Как ни странно, оба они молчали почти всю дорогу, и обоих, казалось, удовлетворяло это молчание. Лишь в ту минуту, когда машина Давида подъехала к дому Агнессы, она спросила:
- Ты не зайдешь? Нам нужно поговорить...
- Несс... А если и у меня есть к тебе разговор?
- Ну, тем более, поговорим на обе наши темы...
- Если только они не сольются в одну...
- А если и сольются?
- Тогда лучше вообще избежать этого разговора и жить дальше так, как мы сами решили.
- Ну хорошо, давай попробуем! Так ты зайдешь?
- Ты этого хочешь?
- Да!
- Тогда запомни одно: что бы ни случилось дальше в моей жизни – я всегда готов быть с тобой в любую минуту, когда ты только захочешь этого – вот как сейчас!
- Я знаю, знаю, сладкий!!! – и она, ласково погладив его небритую щеку, нежно чмокнула его в уголок рта.
Страдая от любопытства и нетерпения, я уже пятый раз пишу брату с вопросами о том, как прошла у него встреча с Агнессой. Я надеюсь, что хотя бы теперь, когда она вернулась в Калифорнию, у него должно найтись время ответить мне.
- Ну как, брат, повела себя твоя королева, когда ты предложил ей отведать нашей польской келбаски?
- Все не так-то просто, брат! Она вела себя великолепно, и она... я не знаю, видел ли ты ее вживую, но должен тебе сказать, что она действительно чудо! Я просто в отчаянии от того, что единственная женщина, которая мне понравилась как никто и никогда за все мои четыре с лишним десятка лет, – не сможет быть со мной!
Сердце мое колотилось как бешеное, пока я ждал ответа на свой вопрос, и продолжает колотиться и теперь, когда я уже прочел его ответ, – хотя тогда и теперь оно было движимо совершенно разными причинами.
- Значит, ты не понравился ей?
- Не в этом дело. Ты знаешь, что мы выглядим гораздо лучше в жизни, чем на фотографиях. А ей я понравился даже по фото.
- Так в чем же дело? На оказалась замужем?
- Да нет же, брат! Представь себе, она оказалась нашей родственницей. Наш прадед, оказывается, был не промах, и тоже любил экзотику. Он и ей приходится прадедом.
Ха-ха-ха-ха-ха! Я в восторге от моего котенка! Здорово она обломала моего братца, - придумала такую байку, которая теперь раз и навсегда отвадит его от всякой мысли о телесной близости с ней! Не понимаю только, для чего ей нужно было все-таки ехать к нему? Неужели она не соврала мне, и действительно поехала повидаться со своими родными? Ах, мой маленький, сладкий котенок!
Малыш наш все больше и больше походит на мексиканца, - судя по всему, у Шэннон была неудачная попытка наладить отношения с соотечественником. И наверняка есть и моя «вина» в том, что у нее из этого ничего не вышло. Не будь у нее моих детей, - возможно, они бы и поженились. Впрочем, я ни разу за все эти три месяца не поговорил с ней об ее обмане. Теперь, когда наше с котенком соглашение, наконец, в силе, мне совершенно безразлично, как и почему она так обошлась со мной, - и я даже полюбил этого маленького мачито.
- Ты уезжаешь? – в недоумении говорит мне она, прижимая малыша к груди и покачиваясь.
- Да, на пару дней, - вернусь послезавтра вечером.
- Что?
- А что?
- Что это значит? Куда ты поедешь?
- В Солану.
- А почему же ты вернешься только через два дня?
- Шэннон, а должен ли я вообще возвращаться? – и мой взгляд замер на ее малыше.
Она промолчала, глядя на меня в смятении, и я продолжал:
- И тем не менее, я вернусь, и буду с тобой всегда, столько, сколько это будет нужно детям.
- Что все это значит, Стэн?
- Это значит, что я женат, Шэннон. – Я схватил ее за плечи, чтобы удержать, если она вдруг не устоит на ногах от шока.
- Как это? Когда? Как ты посмел?
- Это было совсем недавно, когда уже родился Джуниор. Но решение об этом я принял до его рождения, и просто ждал, пока ты родишь, чтобы не волновать тебя в беременность.
Тяжело дыша, она присела на диван и, чуть не плача, стала кричать:
- Ты... Ты негодяй, Стэн! Ты сволочь, подлец, мерзавец!
- Если ты считаешь меня таковым, тогда тебе, наверное, и не нужно, чтобы я возвращался? Скажи, Шэннон, - все будет по-твоему. Мы решили, что ты, и особенно, дети - все-таки нуждаетесь во мне, и потому я буду жить с вами, и лишь иногда уезжать к жене – на пару дней. Ты ведь не возражаешь?
- Идиот! Идиоты, - вы оба, - кто бы она ни была! Запомни, она не любит тебя! Она тебя не любит, если согласна на такой идиотизм! Это безумие! Она не выдержит! Я не выдержу!
- Все зависит от тебя, Шэннон. Будет так, как ты скажешь. Если ты не хочешь, – тогда я просто перееду в Солану, к ней. Ты подумай... У тебя есть время – целых два дня без меня.
Продолжение следует
#128
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 11:43
Уже через пару дней после возвращения Агнессы из Нью-Йорка Лена, которая вот уже несколько месяцев жила с мыслью о предстоящих родах, нашла, наконец, способ обратиться к врачу через подставной страховой полис и с фальшивым удостоверением личности с фотографией более-менее похожей женщины. Пораженный врач, изучая результаты ультразвукового исследования, не обнаружил никаких признаков наличия плода в матке. Лена же уверяла его, что несколько тестов на беременность дали положительный результат, не говоря уже обо всех других физиологических и внешних признаках беременности. После того, как врач предложил Лене встречу с психологом, девушка поняла, что нужно срочно во всем соглашаться с врачом и уносить ноги из этой клиники, пока ее не поставили на вид специалистам по истерическим физиологическим состояниям и в итоге не разоблачили как нелегалку.
- Значит, никакой беременности нет? – промямлила она.
- Беременность была в Ваших желаниях, мыслях, воображении. Это отразилось на состоянии организма. Вы сейчас сознаете, что беременности нет?
- Да, да, и я даже рада этому, доктор! Спасибо Вам огромное!
- Странно то, что в большинстве подобных случаев женщину бывает крайне сложно убедить в том, что она не будет матерью.
- Уверяю Вас, доктор, что я отношусь к совершенно иной категории мнимых беременных! – в нетерпении, желая как можно скорее поделиться потрясающей новостью с близкими, Лена уже ерзала на стуле, и ее пристальный, чуть ли не издевательский взгляд, - поверг врача в непонимание:
- Вы уверены, что не хотите участвовать в научном исследовании? Я могу запросить рассмотрение Вашего случая специалистами.
- Спасибо за честь доктор. Я бы с удовольствием, но дело в том, что я сегодня улетаю в... Австралию. Хорошего Вам дня!
Устав ждать соответствующих шагов от Давида, и постоянно встречая его то с Агнессой, то в компании Ани и Ашота, а то и с Леной, Арминэ с каждым днем все больше отчаивалась. Даже каменное спокойствие Стэллы, уверявшей дочь, что для любого серьезного решения требуется время, что Давиду некуда будет деваться, так как она умело «обложила» его со всех сторон, - мораль, дети, традиции, сплетни, родители, бывшая теперь уже жена, - и ему совершенно некуда будет деваться, кроме как выполнить свой моральный долг перед опороченной девушкой, – ничто не могло вселить в Арминэ уверенность в осуществлении ее мечты. Каждая минута ожидания была для Арминэ пыткой, и словно выедала ее изнутри, так как несколько дней после разговора Стэллы с Давидом девушка будто гасла на глазах. Она не могла ни есть, ни спать, а в один прекрасный день просто не вышла на работу. В отчаянии, Стэлла стала звонить Давиду, но тот попросту не отвечал на ее звонки. Позвонив же Агнессе, Стэлла застала ее.
- Агнесса, что происходит? Почему Давид не подходит к телефону?
- Он в порядке, Стэлла, с ним ничего не случилось, только что был здесь, но уже ушел. Что ему передать?
- Я сама поговорю с ним, - раздраженно отвечала Стэлла, и хотела уже было повесить трубку, когда вдруг решила спросить: - Как у вас идут дела? Когда свадьба?
- Мы не женимся, Стэлла. Давиду это уже не нужно.
- Взялся за ум? Ну хорошо, Агнесса-джан, значит, между нами - никаких недоразумений и проблем, правда?
- Какие вопросы, Стэлла! Все в ажуре! – весело воскликнула Агнесса.
- Мама, что она сказала? – простонала Арминэ, когда Стэлла повесила трубку.
Глядя опустошенными глазами на дочь, как если бы та была неизлечимо больна, женщина покачала головой и произнесла:
- Они не поженятся. Давид бросил ее. Только я все равно не понимаю, почему он до сих пор не связался с нами, не зашел, не позвонил! Неужели он хочет сначала поговорить со своими родителями? Погоди-ка, позвоню им в Ереван, – они там наверняка уже проснулись.
- Алло! Это Стэлла, доброго вам утра, милые мои соседи! Как вы там поживаете? Какие у вас новости? Чем порадуете?
Наблюдая за матерью, Арминэ увидела, как та изменилась в лице, побледнела и будто лишилась дара речи.
За пару дней до этого у Давида состоялся телефонный разговор с Седой, в котором он предложил ей приостановить оформление развода и приехать к нему в Америку вместе с детьми – в виде вполне логичного и понятного явления - воссоединения семьи. Ответ Седы ошеломил Давида: будучи в панике от того, что уедут дети, состоится развод, и Давид перестанет присылать деньги, Седа согласилась на суррогатное материнство, и в ближайшие пять месяцев не сможет покинуть Армению.
- Ты в своем уме, женщина? Я бы помогал тебе все равно, - что ты себе устроила?
- Ничего, Давид, я здоровая, у меня роды проходили легко, и лишние сорок тысяч тоже – не валяются на дороге. И потом, я должна была и сама о себе позаботиться, а не надеяться только на тебя. Тебе там тоже будет непросто одному с детьми, да еще... с твоими другими делами.
- Сорок тысяч! Вот откуда твое спокойствие в связи с тем, что я не вписал тебя в документы по воссоединению семьи? Ты была уверена, что обеспечила себе несколько лет до того момента, пока не вырастут дети и не решат вызвать тебя самостоятельно?
- Ты против этого?
- Ты не слышала, что я сказал тебе в начале разговора? Плюнь на все дела по разводу и приезжай с детьми. Я оформлю новое дело и, думаю, что оно займет как раз те месяцы, что тебе нужны для рождения этого ребенка. Что за люди?
- Им меня посоветовала ваша соседка, Стэлла, - да и меня она смогла уговорить согласиться.
- Ну что же, Стэлле «спасибо». А ты приедешь ко мне и будет здесь у нас образцовая семья по ереванским стандартам, - я думаю, Стэлле это понравится.
- А что случилось? Почему ты передумал?
- Меня уговорила Стэлла, - Давид рассмеялся, и их разговор с женой пошел обычным чередом – поведение детей, их успехи в учебе, новости, сплетни и «сравнительный анализ» цен.
Я в восторге от того, как Котенку пришла в голову авантюра с этой женитьбой, и как я согласился на нее, - потому что меня радовало и обнадеживало все, что было связано с ней и могло дать нам шанс и право видеться хотя бы пару раз в месяц, - когда я смогу попросту провести с ней уикенд! Кроме того, я был поражен тому, насколько уверенно она вела себя во всей этой ситуации. Я никогда бы не поверил, что любящая женщина способна на такие поступки. Но, видимо, мне досталась женщина уникальная, - готовая спокойно воспринимать то, что я проживаю с детьми и их матерью, во всем и по-всякому поддерживаю их, а с ней лишь вижусь раз в неделю или в две. Она говорит, что это и есть любовь в чистом виде, не обусловленная и не отягощенная ничем, - беззаветная. Она говорит что это идеальный вариант для нее, потому что ей непривычно было бы жить со мной постоянно. Она говорит, что я – мечта всей ее жизни, а наша ситуация – это оптимальный, уникальный и единственный в своем роде случай. Я согласен. Наверное, этот случай такой же уникальный и единственный в своем роде, как она сама. Она – сделала меня счастливым, - всей этой авантюрой, всей своей любовью, нежностью, всем этим новым окружением, которое она мне обеспечила. Мир Шэннон и детей стал для меня добрым и милым дополнением к тому большому и яркому миру, который дарила мне мой котенок. Хотя я и нахожусь с ней меньше по времени, чем с Шэннон и детьми, все мои светлые, чувственные и страстные мысли, воспоминания и ощущения всегда связаны только с Агнессой. Не желая иметь от нее никаких тайн, я рассказал ей о том, что все время, - с самого начала - знал, кто именно является автором «лажи», которую она мне показывала, а также был в курсе всех ее отношений с братом, так как он искренне и подробно делился со мной. Она, впрочем, ничуть не удивилась, и в свою очередь призналась мне, что мы – Роб и я – на самом деле ее троюродные братья, и узнай она об этом раньше, мы возможно, не были бы так счастливы. Мне же не хочется теперь даже думать об этом! Случилось то, что случилось, и теперь уже ничто не имеет значения! Роб так ничего и не знает о нашей ситуации с Котенком, а недавно он проехался в Россию, чтобы повидаться с Сергеем, ее братом, - нашим дальним родственником. Оба они остались безмерно довольны встречей, и мы с Агнессой, наконец, могли вздохнуть спокойно, - ей не нужно было больше заниматься поисками или «налаживанием контактов».
***
Через несколько месяцев, когда Арминэ была чуть ли не силой увезена матерью обратно в Армению, а Аня с Ашотом уже жили в отдельной квартире, чтобы не мешать Давиду готовиться к «воссоединению с семьей», в квартире Агнессы происходила весьма важная фотосессия. Агнесса носилась с фотоаппаратом и то и дело повторяла:
- Лена, ну обними же его, не стесняйся! Стэн! Смотри на нее нежнее, – что за издевательское выражение лица?
- Несс, он ведь не любит блондинок! – смущенно объясняла Лена.
- Для этой фотосессии – придется полюбить! В следующую пятницу у тебя собеседование по грин-карте, и вы должны представить там всякого рода доказательства того, что ваш брак реален... Кстати, ты уже выучила имена его родителей, членов семьи, все их дни рождения, кто и что любит?
- Да, это было не так сложно. Когда знаешь цель и смысл – все всегда легко дается.
- Надо бы еще и Стэна прогнать по твоим данным, - задумчиво, будто сомневаясь в способностях Принца к запоминанию, заметила Агнесса.
- Да он их не будет вообще волновать, - они на меня насядут, будь уверена!
- Ну, в любом случае, на это у нас время еще есть. Стэн, а теперь нежно так поцелуй ее – в шейку, как ты любишь! – Агнесса снова нацелила фотокамеру, - а ты, Семен, отойди подальше, выйди из кадра и успокойся, - не съест он твою Лену, блондинок он не любит, - и потом, это просто фотосессия, - потерпи, пока у Лены не наладится с гражданством, - тогда и твой черед настанет...
- Этого придется ждать целую вечность, но я выдержу, - проговорил симпатичный смуглый паренек, студент из России, который, вопреки всем ожиданиям, сумел покорить Лену настолько, что она поселила его у себя, тем более, что Аня уже жила с Ашотом, - только скажи своему Стэну, чтобы он тут не сильно ее лобызал.
- Да где ты там видишь «лобызал»! - передразнила Агнесса, - Если наша гениальная фотосессия и провалится, то только из-за его непрофессиональной актерской игры...
- Да, но он-то ей нравится, - возражает Семен, - я же вижу. Не хотелось бы потом снова ее отвоевывать у него.
- Ну что ж, - Агнесса улыбнулась и, не переставая делать снимки, бормотала вполголоса: - «реконкиста» – исторически святое дело, тем более, в Калифорнии. Их у нас по жизни бывает столько, что мы и сами не замечаем. Кстати, это большая удача, что Лена вытатуировала у себя на спине первую букву твоего имени. Совпадает со Стэном, и для имигрейшна это будет еще одно убедительное подтверждение «подлинности» их отношений. Ну что, - Агнесса повысила голос, - давайте теперь за столом... Леночка, переоденься, смой косметику, смени прическу, - это уже «другой день»...
Ах, Котенок, Котенок!..
SD, May-Oct 2011.
- Значит, никакой беременности нет? – промямлила она.
- Беременность была в Ваших желаниях, мыслях, воображении. Это отразилось на состоянии организма. Вы сейчас сознаете, что беременности нет?
- Да, да, и я даже рада этому, доктор! Спасибо Вам огромное!
- Странно то, что в большинстве подобных случаев женщину бывает крайне сложно убедить в том, что она не будет матерью.
- Уверяю Вас, доктор, что я отношусь к совершенно иной категории мнимых беременных! – в нетерпении, желая как можно скорее поделиться потрясающей новостью с близкими, Лена уже ерзала на стуле, и ее пристальный, чуть ли не издевательский взгляд, - поверг врача в непонимание:
- Вы уверены, что не хотите участвовать в научном исследовании? Я могу запросить рассмотрение Вашего случая специалистами.
- Спасибо за честь доктор. Я бы с удовольствием, но дело в том, что я сегодня улетаю в... Австралию. Хорошего Вам дня!
Устав ждать соответствующих шагов от Давида, и постоянно встречая его то с Агнессой, то в компании Ани и Ашота, а то и с Леной, Арминэ с каждым днем все больше отчаивалась. Даже каменное спокойствие Стэллы, уверявшей дочь, что для любого серьезного решения требуется время, что Давиду некуда будет деваться, так как она умело «обложила» его со всех сторон, - мораль, дети, традиции, сплетни, родители, бывшая теперь уже жена, - и ему совершенно некуда будет деваться, кроме как выполнить свой моральный долг перед опороченной девушкой, – ничто не могло вселить в Арминэ уверенность в осуществлении ее мечты. Каждая минута ожидания была для Арминэ пыткой, и словно выедала ее изнутри, так как несколько дней после разговора Стэллы с Давидом девушка будто гасла на глазах. Она не могла ни есть, ни спать, а в один прекрасный день просто не вышла на работу. В отчаянии, Стэлла стала звонить Давиду, но тот попросту не отвечал на ее звонки. Позвонив же Агнессе, Стэлла застала ее.
- Агнесса, что происходит? Почему Давид не подходит к телефону?
- Он в порядке, Стэлла, с ним ничего не случилось, только что был здесь, но уже ушел. Что ему передать?
- Я сама поговорю с ним, - раздраженно отвечала Стэлла, и хотела уже было повесить трубку, когда вдруг решила спросить: - Как у вас идут дела? Когда свадьба?
- Мы не женимся, Стэлла. Давиду это уже не нужно.
- Взялся за ум? Ну хорошо, Агнесса-джан, значит, между нами - никаких недоразумений и проблем, правда?
- Какие вопросы, Стэлла! Все в ажуре! – весело воскликнула Агнесса.
- Мама, что она сказала? – простонала Арминэ, когда Стэлла повесила трубку.
Глядя опустошенными глазами на дочь, как если бы та была неизлечимо больна, женщина покачала головой и произнесла:
- Они не поженятся. Давид бросил ее. Только я все равно не понимаю, почему он до сих пор не связался с нами, не зашел, не позвонил! Неужели он хочет сначала поговорить со своими родителями? Погоди-ка, позвоню им в Ереван, – они там наверняка уже проснулись.
- Алло! Это Стэлла, доброго вам утра, милые мои соседи! Как вы там поживаете? Какие у вас новости? Чем порадуете?
Наблюдая за матерью, Арминэ увидела, как та изменилась в лице, побледнела и будто лишилась дара речи.
За пару дней до этого у Давида состоялся телефонный разговор с Седой, в котором он предложил ей приостановить оформление развода и приехать к нему в Америку вместе с детьми – в виде вполне логичного и понятного явления - воссоединения семьи. Ответ Седы ошеломил Давида: будучи в панике от того, что уедут дети, состоится развод, и Давид перестанет присылать деньги, Седа согласилась на суррогатное материнство, и в ближайшие пять месяцев не сможет покинуть Армению.
- Ты в своем уме, женщина? Я бы помогал тебе все равно, - что ты себе устроила?
- Ничего, Давид, я здоровая, у меня роды проходили легко, и лишние сорок тысяч тоже – не валяются на дороге. И потом, я должна была и сама о себе позаботиться, а не надеяться только на тебя. Тебе там тоже будет непросто одному с детьми, да еще... с твоими другими делами.
- Сорок тысяч! Вот откуда твое спокойствие в связи с тем, что я не вписал тебя в документы по воссоединению семьи? Ты была уверена, что обеспечила себе несколько лет до того момента, пока не вырастут дети и не решат вызвать тебя самостоятельно?
- Ты против этого?
- Ты не слышала, что я сказал тебе в начале разговора? Плюнь на все дела по разводу и приезжай с детьми. Я оформлю новое дело и, думаю, что оно займет как раз те месяцы, что тебе нужны для рождения этого ребенка. Что за люди?
- Им меня посоветовала ваша соседка, Стэлла, - да и меня она смогла уговорить согласиться.
- Ну что же, Стэлле «спасибо». А ты приедешь ко мне и будет здесь у нас образцовая семья по ереванским стандартам, - я думаю, Стэлле это понравится.
- А что случилось? Почему ты передумал?
- Меня уговорила Стэлла, - Давид рассмеялся, и их разговор с женой пошел обычным чередом – поведение детей, их успехи в учебе, новости, сплетни и «сравнительный анализ» цен.
Я в восторге от того, как Котенку пришла в голову авантюра с этой женитьбой, и как я согласился на нее, - потому что меня радовало и обнадеживало все, что было связано с ней и могло дать нам шанс и право видеться хотя бы пару раз в месяц, - когда я смогу попросту провести с ней уикенд! Кроме того, я был поражен тому, насколько уверенно она вела себя во всей этой ситуации. Я никогда бы не поверил, что любящая женщина способна на такие поступки. Но, видимо, мне досталась женщина уникальная, - готовая спокойно воспринимать то, что я проживаю с детьми и их матерью, во всем и по-всякому поддерживаю их, а с ней лишь вижусь раз в неделю или в две. Она говорит, что это и есть любовь в чистом виде, не обусловленная и не отягощенная ничем, - беззаветная. Она говорит что это идеальный вариант для нее, потому что ей непривычно было бы жить со мной постоянно. Она говорит, что я – мечта всей ее жизни, а наша ситуация – это оптимальный, уникальный и единственный в своем роде случай. Я согласен. Наверное, этот случай такой же уникальный и единственный в своем роде, как она сама. Она – сделала меня счастливым, - всей этой авантюрой, всей своей любовью, нежностью, всем этим новым окружением, которое она мне обеспечила. Мир Шэннон и детей стал для меня добрым и милым дополнением к тому большому и яркому миру, который дарила мне мой котенок. Хотя я и нахожусь с ней меньше по времени, чем с Шэннон и детьми, все мои светлые, чувственные и страстные мысли, воспоминания и ощущения всегда связаны только с Агнессой. Не желая иметь от нее никаких тайн, я рассказал ей о том, что все время, - с самого начала - знал, кто именно является автором «лажи», которую она мне показывала, а также был в курсе всех ее отношений с братом, так как он искренне и подробно делился со мной. Она, впрочем, ничуть не удивилась, и в свою очередь призналась мне, что мы – Роб и я – на самом деле ее троюродные братья, и узнай она об этом раньше, мы возможно, не были бы так счастливы. Мне же не хочется теперь даже думать об этом! Случилось то, что случилось, и теперь уже ничто не имеет значения! Роб так ничего и не знает о нашей ситуации с Котенком, а недавно он проехался в Россию, чтобы повидаться с Сергеем, ее братом, - нашим дальним родственником. Оба они остались безмерно довольны встречей, и мы с Агнессой, наконец, могли вздохнуть спокойно, - ей не нужно было больше заниматься поисками или «налаживанием контактов».
***
Через несколько месяцев, когда Арминэ была чуть ли не силой увезена матерью обратно в Армению, а Аня с Ашотом уже жили в отдельной квартире, чтобы не мешать Давиду готовиться к «воссоединению с семьей», в квартире Агнессы происходила весьма важная фотосессия. Агнесса носилась с фотоаппаратом и то и дело повторяла:
- Лена, ну обними же его, не стесняйся! Стэн! Смотри на нее нежнее, – что за издевательское выражение лица?
- Несс, он ведь не любит блондинок! – смущенно объясняла Лена.
- Для этой фотосессии – придется полюбить! В следующую пятницу у тебя собеседование по грин-карте, и вы должны представить там всякого рода доказательства того, что ваш брак реален... Кстати, ты уже выучила имена его родителей, членов семьи, все их дни рождения, кто и что любит?
- Да, это было не так сложно. Когда знаешь цель и смысл – все всегда легко дается.
- Надо бы еще и Стэна прогнать по твоим данным, - задумчиво, будто сомневаясь в способностях Принца к запоминанию, заметила Агнесса.
- Да он их не будет вообще волновать, - они на меня насядут, будь уверена!
- Ну, в любом случае, на это у нас время еще есть. Стэн, а теперь нежно так поцелуй ее – в шейку, как ты любишь! – Агнесса снова нацелила фотокамеру, - а ты, Семен, отойди подальше, выйди из кадра и успокойся, - не съест он твою Лену, блондинок он не любит, - и потом, это просто фотосессия, - потерпи, пока у Лены не наладится с гражданством, - тогда и твой черед настанет...
- Этого придется ждать целую вечность, но я выдержу, - проговорил симпатичный смуглый паренек, студент из России, который, вопреки всем ожиданиям, сумел покорить Лену настолько, что она поселила его у себя, тем более, что Аня уже жила с Ашотом, - только скажи своему Стэну, чтобы он тут не сильно ее лобызал.
- Да где ты там видишь «лобызал»! - передразнила Агнесса, - Если наша гениальная фотосессия и провалится, то только из-за его непрофессиональной актерской игры...
- Да, но он-то ей нравится, - возражает Семен, - я же вижу. Не хотелось бы потом снова ее отвоевывать у него.
- Ну что ж, - Агнесса улыбнулась и, не переставая делать снимки, бормотала вполголоса: - «реконкиста» – исторически святое дело, тем более, в Калифорнии. Их у нас по жизни бывает столько, что мы и сами не замечаем. Кстати, это большая удача, что Лена вытатуировала у себя на спине первую букву твоего имени. Совпадает со Стэном, и для имигрейшна это будет еще одно убедительное подтверждение «подлинности» их отношений. Ну что, - Агнесса повысила голос, - давайте теперь за столом... Леночка, переоденься, смой косметику, смени прическу, - это уже «другой день»...
Ах, Котенок, Котенок!..
SD, May-Oct 2011.
#132
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:07
Цитата
А где разоблачения и откровения?!!!
О них история умалчивает..... (если ты про Арминку и ее выходку в машине) Смысла в них уже нет....
Fleure (18 October 2011 - 05:01 AM) писал:
всё?
ждали-ждали и так быстро?(как мне показалось)
ну совершенно не так как ожидала)
но всё равно Давид- красавчик!!! значит не любил он её настолько...
ждали-ждали и так быстро?(как мне показалось)
ну совершенно не так как ожидала)
но всё равно Давид- красавчик!!! значит не любил он её настолько...
Настолько, чтобы не прислушаться к аргументации соседки? Это по-моему, ни одному из наших не под силу - сплетни и судьба детей - мол что их будущие женихи скажут.....
#133
- Мак
-
- Группа: Пользователи
- сообщений 4 825
- Регистрация: 28-Ноябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:09
Нет, если я правильно поняла, то ты писала что в закрытой части форума напишешь кто из героев в реальной жизни кто.
Или я не так поняла?
Или я не так поняла?
Черной кошке все равно, что о ней думают серые мыши...
#134
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:12
Я обещала, что покажу фотки прототипов, - как иллюстрации к рассказу.:z_5: Кстати, не буду говорить кто есть кто - будет интереснее и прикольнее посмотреть кто догадается....:z_6:
#136
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:14
Когда все будет готово - отправлю в личку.
#137
- Наш Цветочeк
-
- Группа: Пользователи
- сообщений 1 652
- Регистрация: 14-Октябрь 11
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:18
Bagirka (18 October 2011 - 11:07 AM) писал:
О них история умалчивает..... (если ты про Арминку и ее выходку в машине) Смысла в них уже нет....
Агнесса просто немного идеализирована, и факт разоблачения испортил бы ей "имидж" чтоли...
Bagirka (18 October 2011 - 11:07 AM) писал:
Настолько, чтобы не прислушаться к аргументации соседки? Это по-моему, ни одному из наших не под силу - сплетни и судьба детей - мол что их будущие женихи скажут.....
он собирался их воспитывать в Америке, там нет этого давления общества и он мог бы понять что будущие женихи соответственно будут из такого же общества, где не слушают "что скажут, что сказали" а трезво будут смотреть на вещи. И потом, что тут такого? он развелся с женой, женился на другой женщине, но они семья и воспитывают они своих детей, а не бросили их...
Другое дело, что Давид сам считал что неправильно поступает и продолжал делать...
#138
- Бутончик
-
- Группа: Super Administrator
- сообщений 8 721
- Регистрация: 26-Октябрь 07
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 12:20
Оооф-оф, есим...... но в здешней глендейловской среде (говорят) такие нравы, каких и в Ереване днем с огнем не сыщешь уже....
#140
- Мак
-
- Группа: Пользователи
- сообщений 1 138
- Регистрация: 27-Апрель 08
Отправлено 18 Октябрь 2011 - 09:29
Ну, вопервЫх, спасибо за труды http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/ay.gif http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/ax.gif Читал с удовольствием, где не сразу доходило http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/blink.gif перечитывал раз несколько.
Во вторых, уже традиционно, финал меня не устроил. Нет, я, конечно, понимаю, что всему хорошему когда-нибудь приходит конец, но уж очень внезапно пришел этот конец. Савсем не ажидалься...
В третьих, так и не смог обнаружить здесь такого персонажа, которому можно было бы симпатизировать. Если это и в самом деле реальный люд, то многих из них надобно пожалеть. Хотя, может с их точки зрения, меня нужно жалеть http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/ce.gif
В 4х, остаюсь при своем мнении - Свобода развращает. Скажете 21й век на дворе, скажете старею? Возможно. Но ведь мудрость приходит с возрастом... С другой стороны, опять же, иногда возраст приходит один http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/dp.gif
И наконец в 5х - ТРЕБУЕМПРОДОЛЖЕНИЯ БАНКЕТА СЛЕДУЮЩИЙ РОМАН/РАССКАЗhttp://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/bi.gif
Во вторых, уже традиционно, финал меня не устроил. Нет, я, конечно, понимаю, что всему хорошему когда-нибудь приходит конец, но уж очень внезапно пришел этот конец. Савсем не ажидалься...
В третьих, так и не смог обнаружить здесь такого персонажа, которому можно было бы симпатизировать. Если это и в самом деле реальный люд, то многих из них надобно пожалеть. Хотя, может с их точки зрения, меня нужно жалеть http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/ce.gif
В 4х, остаюсь при своем мнении - Свобода развращает. Скажете 21й век на дворе, скажете старею? Возможно. Но ведь мудрость приходит с возрастом... С другой стороны, опять же, иногда возраст приходит один http://forums.bagirka.info/public/style_emoticons/default/dp.gif
И наконец в 5х - ТРЕБУЕМ