Отправлено 25 Июль 2011 - 07:27
Арминэ дождалась Агнессу возле начальной школы, куда та приехала забрать младшую дочь. Припарковавшись на привычном для ребенка месте у тротуара, Агнесса вышла из машины и стала ждать появления детей из ворот заднего двора школы, хотя до окончания занятий оставалось еще минут пять. Арминэ прибыла сюда гораздо раньше, и поэтому, увидев Агнессу, она сразу же оставила свою машину и направилась к сопернице.
- Арминэ? – Агнесса, кажется, в ту же секунду догадалась, с какой целью появилась здесь эта девушка, и ей не нужно было много времени, чтобы приготовиться к «труду и обороне», - какими судьбами ты здесь?
- Я хотела с тобой поговорить, Агнесса-джан, это очень важно.
- Прямо здесь и сейчас? – по-доброму, снисходительно и даже с сочувствием в голосе осведомилась Агнесса, мило улыбаясь.
- Не знаю, - Арминэ, кажется, растерялась от такого обращения, но очень быстро взяла себя в руки и продолжила: - Вообще-то разговор всего на одну минуту. Я просто считаю, что ты имеешь право это знать.
Воспользовавшись риторической паузой, которую допустила Арминэ, Агнесса прервала ее:
- То, что ты влюблена в Давида? Я это уже поняла.
- Агнесса-джан... – Арминэ будто растерялась от второй уже безуспешной попытки вызвать у Агнессы искреннее любопытство, и решила больше не тянуть кота за хвост: - Давид был со мной, понимаешь?
Будучи в общем-то готовой к этому «пассажу», Агнесса героически сохранила прежнее выражение лица, как если бы ей сообщили сводку погоды на ближайший вечер:
- А, ну да, хорошо. А ты сейчас куда?
- Ты не так поняла меня, наверное; - Арминэ начала нервничать, - мы были вместе с ним, понимаешь? Как мужчина и женщина.
Широко улыбнувшись, Агнесса вскинула голову и повторила:
- Хорошо, хорошо, я рада за тебя. Жаль только, что он не посчитал нужным поделиться со мной этой новостью. Видимо, не придал ей значения. Так ты куда сейчас?
- Мне на работу еще... а что? – полностью растерявшись, Арминэ будто была готова заплакать, хотя ей было невдомек, что творилось в сознании у ее собеседницы.
- Ну, если будет что-то нужно, не стесняйся, я всегда готова помочь тебе с любой проблемой, - Агнесса стала оглядываться по сторонам, делая вид, что высматривает ребенка, хотя ей просто хотелось на пару секунд «развеяться» и спрятать лицо от собеседницы.
«Я была к этому готова, не так ли? Так к чему эта драма? И вообще, - что это меняет? Подумаешь! Давид все равно со мной, и не надо забывать, крошка, что ты и сама не образчик верности!»... Быстро справившись таким образом с комом в горле, Агнесса, с еле заметной улыбкой на спокойном лице, обратила непринужденный взгляд на смущенную девушку и спросила:
- У тебя что, - перерыв?
- Да, с часу до двух, - ответила Арминэ, изо всех сил соображая, как ей действовать дальше, поскольку столь вожделенно предвкушаемой ею агонии агнессиного самолюбия пока не наблюдалось.
- А ты уже обедала? – Агнесса задала этот вопрос так, как если бы Арминэ была ее ребенком или младшей сестричкой.
- Я могу обойтись и без обеда, я ведь должна была с тобой поговорить...
- Ну что ж, - Агнесса захлопнула заднюю дверцу своей машины, после того как подбежавшая дочурка нырнула в салон, - мы же вроде поговорили. У тебя еще есть время пообедать. Я обещаю тебе, что обязательно дам тебе знать... – и она, то ли притворяясь, то ли действительно еле сдерживая смех, уселась за руль и включила зажигание.
- Дашь знать – что? – спросила совершенно обескураженная Арминэ, сделав пару шагов и наклонившись к водительскому окну с опущенным стеклом.
- Дам знать, как только Давид выйдет у меня в тираж. Не обещаю, правда, что это случится скоро. Не забудь пообедать.
С этими словами Агнесса уехала с парковки, сияя от восторга по поводу разыгранной ею сцены. Выруливая по коротким и узким улицам центральной части Соланы и вполуха слушая лепет дочери, рассказывающей о своем школьном дне, она широко улыбалась и то и дело повторяла про себя: «Нет, в это невозможно поверить! Это было просто как по нотам! Это можно было снимать одним куском и без единого дубля!». Странным образом, звонкий смех, которым Агнесса сопровождала свои мысли и короткие реплики в веселой беседе с дочерью, сочетался с бурным потоком слез из ее глаз.
Шэннон до странности тяжело переносит свое положение. Такого я не припоминаю у нее ни в одну из предыдущих беременностей. И не скажу, что плохо помню все прежние случаи.
- Просто я слишком много переживала в первые недели, а это сказывается! – то и дело повторяет она, и я понимаю, что главная ее задача – навязать мне чувство вины.
Я мог бы возразить ей целой кучей доводов, но не считаю уместным делать это сейчас, и просто отворачиваюсь к монитору.
- Ты мог бы отвлечься на секунду от Интернета? Какого черта ты там вообще делаешь?
- Я здесь, Шэннон, я слушаю тебя и готов сделать все, что ты пожелаешь.
Мои слова наверняка показались ей неискренними или даже издевательскими, так как ее лицо исказилось в какой-то мученической гримасе, и она всплеснула руками:
- Ты никогда не сделаешь всего, что я пожелаю! Ты никогда не перестанешь быть собой!
- Милая, если я не такой, как тебе нравится, за что же ты меня так любишь? – спросил я, с одной стороны желая избежать конфликта, а с другой – искренне интересуясь ответом на свой вопрос.
- Я люблю не тебя, а то, что я мечтаю видеть в тебе! То, что я надеюсь когда-нибудь в тебе найти! – кричит Шэннон, и мне приходится встать, подойти к ней и, обняв, постараться успокоить, чтобы она не разбудила детей своим криком.
- Ты ведь знаешь, что тебе нельзя волноваться. Ты ведь так здорово настраиваешь будущих мамочек на тех занятиях, а сама почти не следуешь своим же советам!
Она будто раздражается пропорционально тому, как я мил и заботлив по отношению к ней.
- Я волнуюсь только из-за тебя! Ты причина всего, что со мной происходит!
- Шэннон, я здесь, я с тобой, я всегда рядом, и всегда готов тебе помочь...
- Ты думаешь о чем-то другом. И я это чувствую, я в этом уверена! Ты не со мной в душе и в мыслях! И тем противнее мне все твои заботы и вся твоя мягкость. Тебе наплевать на меня, и это ясно!
Я не могу больше сдерживаться, и буду теперь говорить с ней на равных, - будь что будет! Если она сама не волнуется о своем ребенке, то, видимо, ей лучше знать, что ему нужно.
- Шэннон, ты помнишь, как мы воссоединились? Ты ведь сама на этом настояла. Ты заставила меня. Ты знала, что я не хотел этого.
- Зачем ты мне это говоришь? Ты разве не понимаешь, как больно мне это слышать?
- Я вообще не хотел про это говорить, но ты вызвала меня на этот разговор.
- Ты ужасен, Стэн! Ты делаешь все, чтобы я вызывала тебя на такие разговоры, а потом убиваешь меня своими словами! Меня и своего ребенка!
- Успокойся, прошу тебя! – я снова обнимаю ее, зажмурившись, пытаюсь внушить себе, что это всего лишь обычное дело в супружеской жизни, - «двое ссорятся-двое мирятся», и мне становится тошно от самого себя, потому что я ощущаю себя чужим здесь, в этом доме, среди своих детей и рядом с их матерью, столь несправедливо и пошло обвиняющей меня.
Я злюсь на себя, злюсь на Шэннон, но почему-то не злюсь на Котенка, хотя именно она вторглась во все ниши моего существа, - в мою жизнь, мое сознание, в мои чувства, в мой ум и в мое сердце. Да, и туда тоже, черт подери! Только виновата ли она в этом? Я ей несколько раз повторял, что прекрасно ее пойму, если она откажется от общения со мной. Она же все время делала упор на то, что не хочет бросить меня в беде. Теперь я не уверен, что ее присутствие в моей жизни не есть большая беда, чем жизнь с нежеланной, но все-таки давно уже родной и близкой женщиной. О нет, я не готов отказаться от Котенка! Не теперь! Однажды, когда мне пришлось несколько дней подряд привыкать к мысли о том, что я потерял ее навсегда, я уже агонизировал так, как никогда раньше в своей жизни. Я больше не хочу этого. Уже тот факт, что она не смогла прийти в Ла Реконкисту на вторую встречу со мной выбил меня из колеи, поскольку я был полностью уверен, что она обязательно придет! Она же заявила, что у нее неожиданно заболел ребенок. Я буду с ней встречаться, чего бы мне это ни стоило! Просто я сознаю, что это мне может обойтись дороже, чем я думал. Шэннон прервала мои мысли:
- Что ты делаешь там, в Интернете? Почему ты не посидел со мной в обнимку перед телевизором?
- Я... я собственно искал работу и жилье в Солане.
- Где? Почему? – Шэннон нахмурилась, но я заметил, что идея ей понравилась.
- У нас маленькие дети, и я подумал, что Солана – это гораздо более подходящее место для них, чем Фуллертон, – ты не согласна? Побережье, чистый воздух, больше парков, музеев и детских площадок в городе, спокойнее и безопаснее.
- Странно, ты никогда раньше не задумывался об этом... – напряглась Шэннон.
- Когда-нибудь нужно начать думать! – весело ответил я, довольный и счастливый тем, что мне не приходится лгать ей, так как я действительно искренне считаю, что моим детям гораздо лучше расти в Солане, чем в Фуллертоне! Правда, не будь Котенка, вряд ли мне пришла бы в голову мысль о переезде.
Закончив работу, Давид решил заскочить к себе, чтобы помыться и переодеться, прежде чем он направится на встречу с Агнессой. Ашот, как водится, уже гуляет где-то с Аней. Хотя он уже устроился на работу, с квартирой ему пока не везет, да и Давиду, как оказалось, было намного удобнее жить на пару с Ашотом, - как с финансовой, так и с чисто человеческой точек зрения. Ему наверняка доставляло кое-какие неудобства то обстоятельство, что Ашот то ли влюблен в Арминэ, то ли рассматривает ее как будущую жену, - потому что случившееся между ними несколько дней назад наверняка бы не понравилось Ашоту, не говоря уже об Агнессе. Давид просто не представляет, что он мог тогда сделать и как поступить, чтобы предотвратить случившееся. Арминэ заявила, что ее машина в ремонте, и что ей срочно нужно быть в Ранчо Бернардо, чтобы забрать присланную матерью из Еревана посылку, которую привез человек, якобы остановившийся в Ранчо Бернардо проездом и потому ограниченный во времени. Эта ситуация была вполне подходящей, чтобы Давид не просто уступил, но и с удовольствием согласился выполнить просьбу Арминэ. Правда, он предложил Арминэ просто взять его машину, но она заявила, что выпила вина с подругами и, следовательно, не может сесть за руль.
Забежав по какому-то неизвестному Давиду адресу в Ранчо-Бернардо, Арминэ вернулась с парой пластиковых пакетов, которые должны были «олицетворять» посылку от Стэллы. Бросив их на заднее сиденье, она села на свое пассажирское место спереди, и они тронулись в обратный путь. Прекрасно помня все детали, указанные Принцем, Арминэ дождалась, когда машина окажется на трассе, не допускающей движения медленнее чем семьдесят миль в час, - а Давид, - если не было пробок, - на трассе всегда брал не менее восьмидесяти, - Арминэ, уже не будучи той робкой девочкой и сознавая все возможности соблазнения, ранее неведомые ей самой, просто сказала пару фраз, процитированных Принцем, и повторила все действия, которые он описал в своем послании Котенку. Давид не мог ни сопротивляться, ни свернуть с дороги, ни остановить машину, ни спорить и возражать, когда Арминэ медленно, но смело расстегивала его брюки, когда она орудовала у него в паху вначале руками, а затем, нагнувшись над ним, - уже губами и языком. Ему было важно лишь одно: удерживать руль и следить за темной дрогой. Остальное Арминэ проделала сама до самого конца, и даже тогда она не сразу выпрямилась, а долго еще продолжала покрывать поцелуями объект своего столь долгого вожделения. Давид молчал всю дорогу, путаясь в досаде за самого себя, разочаровании в своих отношениях с Арминэ, страхе перед дальнейшими событиями, сулившими конфликт с Агнессой, и в воспоминаниях о первом своем подобном опыте. Да, - в отличие от Принца, которого когда-то «застали врасплох» впервые, Давид уже имел счастье испытать нечто подобное много лет назад, - с той лишь разницей, что тогда рядом была единственно любимая и желанная на тот момент женщина, с которой они заранее планировали проделать этот трюк на трассе. Теперь же Давид ощущал себя вывалянным в грязи, и ему хотелось лишь одного – как можно скорее высадить Арминэ с этими треклятыми пакетами, и никогда больше не видеть ее. Он уже дал себе слово никогда не оставаться с ней наедине ни при каких обстоятельствах, хотя сам же потом раскритиковал себя за такое малодушие. Он не должен бояться оставаться с ней наедине. Он должен научиться твердо ей отказывать. Да, да, раз за разом, сколько потребуется. Черт побери, в конце концов, она откровенно не нравится ему как женщина!
Продолжение следует