[Avakovich]

Отрывок из письма.

Предлагаю вашему вниманию отрывок из письма поэта А.К. Толстого одной своей знакомой.

[Alexey]

А какова суть темы?

1. Ну что в те времена письма ходили годами?
2. Князь был проказник, пишущий письма другим дамам при живой жене?
3. Князь был подлецом, все время откладывая в долгий ящик ответ даме?
4. Князь был фашистом, оправдывающим свои проколы славянскими корнями?

[Avakovich]

А какова суть темы?

1. Ну что в те времена письма ходили годами?
2. Князь был проказник, пишущий письма другим дамам при живой жене?
3. Князь был подлецом, все время откладывая в долгий ящик ответ даме?
4. Князь был фашистом, оправдывающим свои проколы славянскими корнями?

Суть темы предельно простая: русский граф, отвечая в мае на письмо, полученное еще в декабре, очень подробно объясняет причины задержки с ответом и говорит немецкой княгине – я славянин и не судите меня строго.

Теперь по поводу твоих других вопросов.
Если твоя жена, настоящая или будущая, будет ревновать тебя к каждой юбке и будет запрещать тебе общаться с другими женщинами, то мне остается лишь пожалеть тебя.
Что касается графа Алексея Константинович Толстого, то он, друг царя, мог бы сделать головокружительную карьеру. Но он выбрал себе иной путь.

Простым рожден я быть певцом
Глаголом вольным Бога славить.

А.К. Толстого не признавал насилия, будь это насилие монарха, церковника или революционера.

Не влезешь силой в совесть никому,
И никого не вгонишь в рай дубиной.

Надеюсь , что тебе должно быть понятно: рай, в который загоняют дубиной называется адом...


Кстати, Френсис Бекон., отмечал, что задавать вопросы – непростое дело.
Прежде чем задать вопрос надо подумать.

[Avakovich]

Алексей, прочитай и подумай, кого ты назвал фашистом...

А.К. Толстой. История государства Российского от Гостомысла до Тимашева


Вся земля наша велика и
обильна, а наряда в ней нет.

Нестор, Летопись, стр.8

1
Послушайте, ребята,
Что вам расскажет дед.
Земля наша богата,
Порядка в ней лишь нет.
2
А эту правду, детки,
За тысячу уж лет
Смекнули наши предки:
Порядка-де, вишь, нет.
3
И стали все под стягом,
И молвят: «Как нам быть?
Давай пошлем к варягам:
Пускай придут княжить.
4
Ведь немцы тороваты,
Им ведом мрак и свет,
Земля ж у нас богата,
Порядка в ней лишь нет».
5
Посланцы скорым шагом
Отправились туда
И говорят варягам:
«Придите, господа!
6
Мы вам отсыплем злата,
Что киевских конфет;
Земля у нас богата,
Порядка в ней лишь нет».
7
Варягам стало жутко,
Но думают: «Что ж тут?
Попытка ведь не шутка —
Пойдем, коли зовут!»
8
И вот пришли три брата,
Варяги средних лет,
Глядят — земля богата,
Порядка ж вовсе нет.
9
«Ну, — думают, — команда!
Здесь ногу сломит черт,
Es ist ja eine Schande,
Wir m"ussen wieder fort».
10
Но братец старший Рюрик
«Постой, — сказал другим, —
Fortgeh'n w"ar ungeb"urlich,
Vielleicht ist's nicht so schlimm.
11
Хоть вшивая команда,
Почти одна лишь шваль;
Wir bringen's schon zustande,
Versuchen wir einmal».
12
И стал княжить он сильно,
Княжил семнадцать лет,
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет!
13
За ним княжил князь Игорь,
А правил им Олег,
Das war ein groSSer Krieger
И умный человек.
14
Потом княжила Ольга,
А после Святослав;
So ging die Reihenfolge
Языческих держав.
15
Когда ж вступил Владимир
На свой отцовский трон,
Da endigte f"ur immer
Die alte Religion.
16
Он вдруг сказал народу:
«Ведь наши боги дрянь,
Пойдем креститься в воду!»
И сделал нам Иордань.
17
«Перун уж очень гадок!
Когда его спихнем,
Увидите, порядок
Какой мы заведем!»
18
Послал он за попами
В Афины и Царьград,
Попы пришли толпами,
Крестятся и кадят,
19
Поют себе умильно
И полнят свой кисет;
Земля, как есть, обильна,
Порядка только нет.
20
Умре Владимир с горя,
Порядка не создав.
За ним княжить стал вскоре
Великий Ярослав.
21
Оно, пожалуй, с этим
Порядок бы и был,
Но из любви он к детям
Всю землю разделил.
22
Плоха была услуга,
А дети, видя то,
Давай тузить друг друга:
Кто как и чем во что!
23
Узнали то татары:
«Ну, — думают, — не трусь!»
Надели шаровары,
Приехали на Русь.
24
«От вашего, мол, спора
Земля пошла вверх дном,
Постойте ж, мы вам скоро
Порядок заведем».
25
Кричат: «Давайте дани!»
(Хоть вон святых неси.)
Тут много всякой дряни
Настало на Руси.
26
Что день, то брат на брата
В орду несет извет;
Земля, кажись, богата —
Порядка ж вовсе нет.
27
Иван явился Третий;
Он говорит: «Шалишь!
Уж мы теперь не дети!»
Послал татарам шиш.
28
И вот земля свободна
От всяких зол и бед
И очень хлебородна,
А всё ж порядка нет.
29
Настал Иван Четвертый,
Он Третьему был внук;
Калач на царстве тертый
И многих жен супруг.
30
Иван Васильич Грозный
Ему был имярек
За то, что был серьезный,
Солидный человек.
31
Приемыми не сладок,
Но разумом не хром;
Такой завел порядок,
Хоть покати шаром!
32
Жить можно бы беспечно
При этаком царе;
Но ах! — ничто не вечно —
И царь Иван умре!
33
За ним царить стал Федор,
Отцу живой контраст;
Был разумом не бодор,
Трезвонить лишь горазд.
34
Борис же, царский шурин,
Не в шутку был умен,
Брюнет, лицом недурен,
И сел на царский трон.
35
При нем пошло все гладко,
Не стало прежних зол,
Чуть-чуть было порядка
В земле он не завел.
36
К несчастью, самозванец,
Откуда ни возьмись,
Такой задал нам танец,
Что умер царь Борис.
37
И, на Бориса место
Взобравшись, сей нахал
От радости с невестой
Ногами заболтал.
38
Хоть был он парень бравый
И даже не дурак,
Но под его державой
Стал бунтовать поляк.
39
А то нам не по сердцу;
И вот однажды в ночь
Мы задали им перцу
И всех прогнали прочь.
40
Взошел на трон Василий,
Но вскоре всей землей
Его мы попросили,
Чтоб он сошел долой.
41
Вернулися поляки,
Казаков привели;
Пошел сумбур и драки:
Поляки и казаки,
42
Казаки и поляки
Нас паки бьют и паки;
Мы ж без царя как раки
Горюем на мели.
43
Прямые были страсти —
Порядка ж ни на грош.
Известно, что без власти
Далёко не уйдешь.
44
Чтоб трон поправить царский
И вновь царя избрать,
Тут Минин и Пожарский
Скорей собрали рать.
45
И выгнала их сила
Поляков снова вон,
Земля же Михаила
Взвела на русский трон.
46
Свершилося то летом;
Но был ли уговор —
История об этом
Молчит до этих пор.
47
Варшава нам и Вильна
Прислали свой привет;
Земля была обильна —
Порядка ж нет как нет.
48
Сев Алексей на царство,
Тогда роди Петра.
Пришла для государства
Тут новая пора.
49
Царь Петр любил порядок,
Почти как царь Иван,
И так же был не сладок,
Порой бывал и пьян.
50
Он молвил: «Мне вас жалко,
Вы сгинете вконец;
Но у меня есть палка,
И я вам всем отец!
51
Не далее как к святкам
Я вам порядок дам!»
И тотчас за порядком
Уехал в Амстердам.
52
Вернувшися оттуда,
Он гладко нас обрил,
А к святкам, так что чудо,
В голландцев нарядил.
53
Но это, впрочем, в шутку,
Петра я не виню:
Больному дать желудку
Полезно ревеню.
54
Хотя силён уж очень
Был, может быть, прием;
А всё ж довольно прочен
Порядок стал при нем.
55
Но сон объял могильный
Петра во цвете лет,
Глядишь, земля обильна,
Порядка ж снова нет.
56
Тут кротко или строго
Царило много лиц,
Царей не слишком много,
А более цариц.
57
Бирон царил при Анне;
Он сущий был жандарм,
Сидели мы как в ванне
При нем, daB Gott erbarm!
58
Веселая царица
Была Елисавет:
Поет и веселится,
Порядка только нет.
59
Какая ж тут причина
И где же корень зла,
Сама Екатерина
Постигнуть не могла.
60
«Madame, при вас на диво
Порядок расцветет, —
Писали ей учтиво
Вольтер и Дидерот, —
61
Лишь надобно народу,
Которому вы мать,
Скорее дать свободу,
Скорей свободу дать».
62
«Messieurs, — им возразила
Она, — vous me comblez»—
И тотчас прикрепила
Украинцев к земле.
63
За ней царить стал Павел,
Мальтийский кавалер,
Но не совсем он правил
На рыцарский манер.
64
Царь Александр Первый
Настал ему взамен,
В нем слабы были нервы,
Но был он джентльмен.
65
Когда на нас в азарте
Стотысячную рать
Надвинул Бонапарте,
Он начал отступать.
66
Казалося, ну, ниже
Нельзя сидеть в дыре,
Ан глядь: уж мы в Париже,
С Louis le D'esir'e.
67
В то время очень сильно
Расцвел России цвет,
Земля была обильна,
Порядка ж нет как нет.
68
Последнее сказанье
Я б написал мое,
Но чаю наказанье,
Боюсь monsieur Velliot.
69
Ходить бывает склизко
По камешкам иным,
Итак, о том, что близко,
Мы лучше умолчим.
70
Оставим лучше троны,
К министрам перейдем.
Но что я слышу? стоны,
И крики, и содом!
71
Что вижу я! Лишь в сказках
Мы зрим такой наряд;
На маленьких салазках
Министры все катят.
72
С горы со криком громким
In corpore, сполна,
Скользя, свои к потомкам
Уносят имена.
73
Се Норов, се Путятин,
Се Панин, се Метлин,
Се Брок, а се Замятин,
Се Корф, се Головнин.
74
Их много, очень много,
Припомнить всех нельзя,
И вниз одной дорогой
Летят они, скользя.
75
Я грешен: летописный
Я позабыл свой слог;
Картине живописной
Противостать не мог.
76
Лиризм, на всё способный,
Знать, у меня в крови;
О Нестор преподобный,
Меня ты вдохнови.
77
Поуспокой мне совесть,
Мое усердье зря,
И дай мою мне повесть
Окончить не хитря.
78
Итак, начавши снова,
Столбец кончаю свой
От рождества Христова
В год шестьдесят восьмой.
79
Увидя, что всё хуже
Идут у нас дела,
Зело изрядна мужа
Господь нам ниспосла.
80
На утешенье наше
Нам, аки свет зари,
Свой лик яви Тимашев —
Порядок водвори.
81
Что аз же многогрешный
На бренных сих листах
Не дописах поспешно
Или переписах,
82
То, спереди и сзади
Читая во все дни,
Исправи правды ради,
Писанья ж не кляни.
83
Составил от былинок
Рассказ немудрый сей
Худый смиренный инок,
Раб божий Алексей.

[Bagirka]

Уууу, какое пространное извинение.... и какая оригинальная трактовка истории российской..... Особенно часть про Петра мне понравилась, там уде порядок хоть какой был... вот интересно, как бы он написал о наших веках...

[Juai_Dua]

Примерно так

Спид, на всё способный,
Знать, у меня в крови;
О Экстази неповторимый,
Меня ты вдохнови.
77
Поуспокой мне совесть,
Мое усердье зря,
И дай мою мне повесть
Окончить не хитря.
78
Итак, начавши снова,
Столбец кончаю свой
От рождества Христова
В год дветысячи восьмой.
79
Увидя, что всё хуже
Идут у нас дела,
Зеленую бумажку
Господь нам ниспосла.
80
На утешенье наше
Нам, аки свет зари,
Свой лик яви ты Путин —
Порядок водвори.

[Avakovich]

Софья Андреевна Миллер
Sofiya Miller
Жизнь была к ней неласкова, да и сама она, не считавшаяся с предрассудками своей среды, была, пожалуй, слишком смела для той церемонной эпохи. Трагически завершилась любовная связь юной Софи Бахметевой с князем Вяземским, который соблазнил её, но женился на другой. Брат покинутой девушки Пётр Бахметев вызвал обидчика на дуэль и был убит. Всю жизнь Софья Андреевна считала себя виноватой в несчастьях и бесчестии своей семьи.

Алексей Константинович Толстой встретил её случайно
"Какое русское сердце не дрогнет, не встрепенётся, слушая романс Чайковского "Средь шумного бала"?" – вопрошал в конце XIX века темпераментный музыкальный критик Владимир Стасов.
Средь шумного бала, случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты.
Многие помнят и эти стихи Алексея Константиновича Толстого (1817–1875), и сливающуюся с ними мелодию романса Чайковского. Но далеко не все знают, что за стихотворением стоят живые события: начало необыкновенной романтической любви.
На маскараде в петербургском Большом театре зимой 1850–51 года 33-летний камер-юнкер Алексей Толстой увидел незнакомку. Камер-юнкер был знатен: мать – внучка последнего гетмана Украины Кирилла Разумовского и дочь министра народного просвещения при Александре I, отец – из старинного рода Толстых. Но баловень судьбы не слишком ценил своё высокое положение – его душа с юности была отдана поэзии. В 1850-м он уже печатается, уже замечен.
Кто же была та незнакомка в чёрной полумаске – с тонким станом, звонким смехом, печальными глазами? Её звали Софья Андреевна Миллер, урождённая Бахметева. Она также принадлежала к высшему свету – к фамилии старинной (Варенька Лопухина, возлюбленная Лермонтова, – из их родни), но обедневшей.
Женщина она была незаурядная, и судьба у неё тоже сложилась необычно. Современников поражала её образованность. Она знала множество иностранных языков: по одним сведениям четырнадцать, по другим – шестнадцать. Конечно, владение иностранными языками было общепринятым в этой среде, но Софи Бахметева была поистине полиглоткой. Читала запоем, поглощала новинки европейской литературы и внимательно следила за отечественной словесностью. Она переписывалась с И.С. Тургеневым, И.А. Гончаровым, с начинающими авторами, чьи имена появлялись на страницах журналов. "Мне кажется, что вы действительно должны быть очень добры, – отвечал на её письмо Тургенев, – что у вас много вкуса и грации, и я чувствую, что мы можем быть друзьями. Я бы с охотой доверял вам и вашему суду всё, что меня занимает".
Черты лица Софьи Андреевны были несколько крупноваты, тяжеловаты – это видно на дагеротипах и особенно на живописном портрете, который всегда висел в имении А.К. Толстого Красный Рог. Зато глаза были прекрасны – живые, блестящие, умные. Так что маскарадная чёрная маска ("...и тайна твои покрывала черты"), в которой её впервые увидел Толстой, пришлась ей кстати. Обладала она и редкостно красивым ("как зов отдалённой свирели"), "проникающим в душу голосом ангела".
Жизнь была к ней неласкова, да и сама она, не считавшаяся с предрассудками своей среды, была, пожалуй, слишком смела для той церемонной эпохи. Трагически завершилась любовная связь юной Софи Бахметевой с князем Вяземским, который соблазнил её, но женился на другой. Брат покинутой девушки Пётр Бахметев вызвал обидчика на дуэль и был убит. Всю жизнь Софья Андреевна считала себя виноватой в несчастьях и бесчестии своей семьи.
Неудачным оказался и брак Софьи Андреевны с полковником-кавалергардом Л.Ф. Миллером. Молодожёны почти и не жили друг с другом. Тем не менее Миллер долго не давал развода жене – даже тогда, когда её связь с графом А.К. Толстым стала известна всему свету и нуждалась лишь в узаконении. "Бедное дитя, с тех пор, как ты брошена в жизнь, ты знала только бури и грозы", – напишет ей Алексей Константинович.
Толстой был человеком широких взглядов. Но против его избранницы намертво встала мать – Анна Алексеевна Толстая. Женщина волевая, она имела на сына большое влияние. Мать никак не хотела смириться с тем, что у сына завязался роман с замужней женщиной, да ещё с подмоченной репутацией. Как это часто бывает, она усматривала в намерениях Софьи Андреевны лишь корыстные соображения и тщеславие. Говорят, что она ревновала сына и к другим женщинам – возможно, в этом отчасти была причина того, что он, перевалив за 30, всё ещё оставался холостяком.
Анна Алексеевна сделала всё, чтобы скомпрометировать подругу сына и отвлечь Алексея от связи, длившейся уже семь лет. Сын не решился идти против воли матери. Лишь после её внезапной смерти, а также долгожданного развода любящие обвенчались, и Софья Андреевна Миллер стала графиней Софьей Андреевной Толстой. Под этим именем она вошла в историю литературного ХIХ века, хотя надо заметить, что её в дальнейшем будет всегда отодвигать в тень полное совпадение имен с младшей Софьей Андреевной, знаменитой супругой Л.Н. Толстого и хозяйкой Ясной Поляны.
Жене Алексея Константиновича не довелось иметь детей. Возможно, поэтому она питала особую любовь к детям чужим. Всегда была окружена детишками своих многочисленных родственников, а в деревне Погорельцы недалеко от имения Красный Рог (это на Брянщине) она открыла школу для крестьянских девочек, где их обучали грамоте и рукоделию.
Кстати, роскошных имений у четы Толстых было немало. Мелас на берегу Чёрного моря, где Алексей Толстой сочинил стихотворный цикл "Крымские очерки", в советское время служил санаторием ЦК КПСС. Совсем недавно сгорел дотла и ныне восстанавливается петербургский дворец графини Толстой на Шпалерной улице (здесь долгие годы располагалось Ленинградское отделение Союза писателей). В посёлке Саблино под Петербургом автобусные остановки до сих пор называются "Графский луг", "Графский спуск", но пассажиры скорее всего не подозревают, что это задержавшаяся память о графе А.К. Толстом, об имении "Пустынька", прославленном Владимиром Соловьёвым в его стихотворении "Белые колокольчики". Все эти великолепные имения ещё при жизни Алексея Константиновича и особенно после его смерти переходили в руки родни и потихоньку разорялись.
О родстве душ Алексея Константиновича и Софьи Андреевны, об их гармоническом духовном единстве свидетельствует сохранившаяся переписка. "Меня никогда не поддерживали и всегда обескураживали, я очень ленив, это правда, но я чувствую, что я мог бы сделать что-нибудь хорошее, – лишь бы мне быть уверенным, что я найду артистическое эхо, – и теперь я его нашёл... это ты", – писал он Софье Андреевне.
Мать и её окружение всячески поощряли его чиновничью деятельность, прочили ему блистательную государственную карьеру, считая его литературные притязания несерьёзной причудой. Но бездушная и бесплодная служба ввергала поэта в постоянное уныние и самоотрицание. И лишь Софья Андреевна решительно и без колебаний поддержала намерение Толстого выйти в отставку и отдать себя всего творчеству.
По сути дела, именно Софье Андреевне русская культура обязана литературным расцветом графа Толстого – ведь он начался как раз в 1850-е годы, после той самой памятной встречи "средь шумного бала, случайно". Ей он посвящал свои стихи – "Не ветер, вея с высоты", "То было раннею весной", "Не верь мне, друг", "Осень. Обсыпается весь наш бедный сад" и многие другие. Но жена была не просто Музой. Она – постоянная помощница, строгий критик и даже редактор его произведений. Кто знает, появился бы на свет Козьма Прутков, если бы не Софья Андреевна? Шуточные стихи, пародии и пьесы под коллективным псевдонимом Козьмы Пруткова Алексей Толстой сочинял вместе со своими двоюродными братьями Жемчужниковыми. Их горячей поклонницей была Софья Андреевна, обладавшая, кроме всех своих достоинств, ещё и хорошим чувством юмора.
История русской литературы богата на имена женщин, вдохновлявших творцов. Но этот союз был, пожалуй, единственным в своём роде – он отличался каким-то редкостным взаимопониманием. Софья Андреевна сопровождала мужа во всех его путешествиях. Даже на Крымскую войну, куда Толстой отправился добровольцем, она с ним ездила. Там, на фронте, Толстой подхватил тиф, и Софья Андреевна выхаживала его в лазарете.
Алексей Константинович скончался 28 сентября 1875 года в возрасте 58 лет в своём имении Красный Рог. Он страдал жестокими головными болями, с которыми не могла справиться тогдашняя медицина. Спасал только морфий. Дозы всё увеличивались, и умер Толстой от того, что теперь принято называть "передозировкой наркотика".
Софья Андреевна пережила мужа на 20 лет. После его смерти она, проявив изрядные деловые качества и профессионализм, руководила изданием сочинений А.К. Толстого. А в её литературном салоне на Шпалерной собирался весь артистический цвет столицы. В конце жизни она очень дружила с Достоевским. Он раскрывал ей свои литературные замыслы, а она звала его сыграть роль схимника в домашнем спектакле по пьесе мужа "Смерть Иоанна Грозного".
Путешествуя по Европе в 1895 году, она тяжело заболела и скончалась в Лиссабоне. После трудного пути гроба на родину Софья Андреевна по её завещанию была похоронена в имении Красный Рог. Рядом с могилой Алексея Константиновича Толстого.